- Да. Теперь все будет нормально.
- А рентген все равно надо сделать, - сказала Надежда.
- Сделаем. Хоть сейчас, - откликнулся повеселевший Вильдам.
- Вы что, уже поздно, - возразила Елена.
- Мам, давай побеспокоим Фариду.
- Вильдам, не надо. Зачем беспокоить людей ночью. Успею, сделаю в Самарканде, - увещевала его Елена.
В разговор вступила Евгения Семеновна:
- Ты не переживай, деточка, Фарида - это бывшая наша соседка по общему двору во время и после войны. Она нам, как родная, можно сказать сестра Вилина. Отец ее на фронте погиб, а мать от тифа умерла. Братья и сестры намного старше ее были, у кого свои семьи, кто работал, кто уехал. А она так с нами и жила. Выучилась. Теперь доктор медицинских наук, заведующая отделением кардиологии в республиканской больнице, где большие "шишки" лечатся. Она в любое время готова помочь. Как же? Мы ей, не чужие. Я и деток ее досматривала, как внуков родных. Можно. Конечно, можно к ней обратиться. Звони, Виля.
Фарида, выслушав Вильдама без лишних вопросов, сказала:
- Вези. Я сейчас подъеду.
Надежда тоже вызвалась ехать.
- Я теперь ее одну с тобой не отпущу, мне за нее перед сыном отвечать.
На самом деле, ее грыз малюсенький червячок ревности, наличие которого она еще не сознавала.
Назад вернулись после двенадцати. Евгения Семеновна уже и постели постелила. Вот только не решила, кто будет спать с ней в квартире: Елена или Вильдам. Что-то она не заметила каких-либо близких отношений у него с Надей. Даже наоборот, он больше говорил и беспокоился о Елене. Она несколько раз ловила его задумчивый взгляд, устремленный на нее. На Надежду он так не смотрел.
Результат рентгена и осмотра привлеченного Фаридой специалиста всех поразил: у Елены не только не было ни переломов, ни трещин, но и рана почти затянулась, спала опухоль и исчезла синева, будто не восемь часов прошло после аварии, а восемь суток.
"Оказывается, на мне теперь все заживает, как на собаке", - подумала Елена и усмехнулась.
Поговорить с Вильдамом ей, конечно, не удалось ни сейчас, ни на следующий день, ни по дороге домой. Надежда везде их сопровождала, а спали они с ней в квартире геологов.
Зато состоялся разговор у Вильдама с Евгенией Семеновной.
- Виля, я вижу, ты привез ко мне свою женщину?
- Да, мама, любимую женщину, - обнимая мать и счастливо улыбаясь, сказал Вильдам, когда они остались одни.
- Вот только которая?
Евгения Семеновна посмотрела в сияющие глаза сына.
- А ты отгадай.
- Тут и гадать не надо, в молоденькую влюбился, - в глазах ее появился укор.
- Она тебе не понравилась?
- Дело не в этом. Она, как я слышала, замуж выходит. А вот ее будущая свекровь на тебя виды имеет.
- Да, - вздохнул Вильдам. - Ах, мама, все так запуталось. Не могу я ее разлюбить, и она меня любит.
- Любит, а замуж за другого идет? Что ж ее так неволит?
- Она и его любит, - он опять вздохнул. - Но ему она согласие дала полгода назад. Я опоздал.
- Двоих любить трудно, но такое бывает, - сочувственно произнесла мать. - Ты бы ее отпустил, Виля, раз уж опоздал.
- Не могу, мам. Чует мое сердце, что это моя женщина и будет моей.
- Ох, Виля, Виля, посмотри, сколько жизней может покалечится, если ты ее отобьешь: и жениха, и матери его, да и ей не легко будет, предательство - оно тяжким грузом на душу ложится. А может и так быть: к тебе уйдет, а сердце туда потянет, так и будет меж двух огней метаться.
- Я отбивать ее не буду. Я ждать буду.
- Час от часу не легче! И сколько ты ждать собрался? Тебе ведь не двадцать годков, а она совсем девочка. Пока ждешь, состаришься и не нужен ей будешь.
- Вот, когда не нужен буду, тогда и оставлю.
- Да с чего ты взял, что сейчас ей нужен?
- Нужен, мама. Ты правильно сказала, ей нелегко приходится. Я-то о ее женихе знаю, а он обо мне нет. Мучается она, что скрывать от него приходится наши отношения...
- Ах! Так у вас уже и отношения? - всплеснула руками Евгения Семеновна.
- Мама, ну не надо. Только плохо о ней не думай. Это я виноват, не мог удержаться.
- Конечно, ты. Как же она теперь себя жениху преподнесет?
Вильдам опять заулыбался наивности матери, а она, заметив его улыбку, с сомнением в голосе спросила:
- Так она что, и с ним уже успела?
- Мама! Сейчас другое время, сейчас первая брачная ночь необязательно только после регистрации бывает, - уговаривал ее сын, но она нахмурилась и отвернулась. - Мамочка! Она замечательная, она необыкновенная!
- Да, куда уж необыкновенней. Ей сколько?
- Восемнадцать.
- Господи! - не удержала она вздоха. - В восемнадцать лет, небось, только школу окончила, а уже с двумя мужиками путается.
- Мама! - грубо окрикнул ее Вильдам и уже тише и мягче добавил. - Ты же ее совсем не знаешь. Но знаешь меня, и я прошу тебя поверить мне на слово: она не развратная девица, она просто очень несчастна. Она сама себя грызет, и за меня, и за Андрея, но пока не понимает одного, что любит нас по-разному, т.е. в ней уживаются две разные женщины, которые любят разных мужчин. А я это понял. И с Андреем они живут, как муж и жена. Надежда это знает, даже в гости к ним ходит. У них было что-то вроде официальной помолвки. Никого это не шокирует. А со мной... Я уже тебе говорил - я виноват.
- Ты что ж, изнасиловал ее?
- Опять ты за свое. Любит она меня, любит! - не сдержался Вильдам.
- Ладно, ладно. Успокойся. Не кричи, соседей разбудишь. Я все поняла. Не понимаю только одного: зачем же ты Надежду-то привез. Ну и летела бы она дальше, в Самарканд.
- А как Елена объяснит ей, а потом мужу, где она пропадала три дня.
- Так вы же все равно с ней... это... в разных же квартирах спите.
- А я что, ее для этого привез. Я хотел тебя с ней познакомить, лишний день, час, минутку рядом побыть.
- Вот как? - задумчиво протянула Евгения Семеновна и, помолчав, сказала: - Бог вам судья! Но, коль так любишь, береги ее, а то сам же чуть не убил. Там на дороге, как все было-то?
- Так и было, мам, только не было никакого животного, просто ей стало плохо, внезапно, я невольно на тормоз и надавил.
- Вот-вот. Следи уж за собой, машина она тоже внимания требует, - и, подумав еще, добавила: - Говоришь, плохо стало? А, если она забеременеет, как узнаете, чей это ребенок?
- Мам, - просительно взглянул на нее Вильдам. - Давай спать, а то мы с тобой до такого договоримся и додумаемся...
- И все же? - уже уходя к кровати, оглянулась Евгения Семеновна.
- Разберемся, мам, разберемся, - ответил Вильдам, укладываясь на диване.
- Вы уж разберетесь... - проворчала себе под нос мать.
На следующий день, девятого мая, Елена чувствовала себя замечательно: выглядела она нормально, голова не болела, а почти затянувшуюся рану под волосами было совсем не видно. День предстоял хлопотный. С утра приехала Фарида с мужем и внучкой, поздравить мать с праздником и справиться о состоянии здоровья пострадавшей. Здоровье всех удовлетворило, и они уселись за праздничный стол. Выпили за победу, помянули погибших, а затем, все вместе поехали на митинг к могиле неизвестного солдата. В обязательную программу этого дня входила и поездка на кладбище на могилу матери Фариды, это была единственная могила, умершего во время войны родственника из всех собравшихся здесь людей. После кладбища вернулись домой. Во время "минуты молчания" каждый думал и вспоминал погибших или умерших от ран после войны родных и близких, даже пятилетняя Зульфия сидела в уголочке, притихшая. Елена в последние годы своей прошлой жизни всегда плакала в этот момент, и сейчас слезы катились по ее щекам. Евгения Семеновна заметила это и поразилась:
"Девчонка еще совсем, а как плачет. Видно, кто-то из близких погиб или умер. Нынешняя молодежь более черствая, даже циничная, в лучшем случае, сочувственно помолчат, а она вон, как убивается".