Когда закончилась "минута молчания" она спросила Елену:
- А у тебя кто погиб?
- Дед. Я, конечно, его не знала. Но мама много рассказывала о нем. И вообще, столько людей погибло... - ей хотелось добавить "зря", но она промолчала.
Сидевший рядом Вильдам не удержался и обнял ее за плечи.
- Давайте, еще раз помянем всех их, они сейчас в раю, - произнес он, поднимая бокал.
Еще вчера, когда Вильдам за ужином пил со всеми вино, мать забеспокоилась. Но сейчас уже убедилась, что к старой беде он не вернется.
А вечером втроем они бродили по городу, смотрели салют.
Десятого с утра пришла дочь Вильдама, Катя. Она знала, что папа всегда приезжал к бабушке на День Победы, но в этот день ей с ними было скучно, потому она приходила на следующий.
Девочка Елене понравилась: крупная, рослая, выглядящая старше своих двенадцати лет: огромные миндалевидные глаза, обрамленные густыми черными ресницами, точеный, чуть крупноватый с небольшой горбинкой нос, пухлые сочные губы - настоящая восточная красавица, совершенно не похожая на отца.
"Интересно, кто ее мать? По внешности дочери - вылитая персиянка, т.е. иранка, а может, армянка, но обязательно с иранской кровью".
Елене захотелось поделиться своим восхищением.
- Вильдам. Какая красавица у тебя дочь! В маму? - осторожно спросила она.
- Нет. Мама говорит в мою родную мать. Правда она видела ее только мертвой, но все равно она была очень красива.
- А у тебя мама, что, иранка была?
- Почему иранка?
- У Кати явная иранская внешность. Ей бы персидские шаровары с открытым пупком, коротенький лиф с пышными прозрачными рукавами, расшитые туфли с острыми носами, на шею мониста, на запястья и щиколотки браслеты и четыре длинных косы - вылитая Шехерезада.
Катя услышала ее слова, и ее щеки покрылись румянцем, цвета персика, но она смело взглянула на Елену, а та уже обратилась к ней:
- Ты "Птичку певчую" не читала?
- Не-ет.
- Рано ей еще такие книжки читать, - возразил Вильдам.
- Ничего не рано. Там ничего такого нет. Книга о любви, - возразила ему Елена и снова повернулась к Кате: - Это история турецкой девочки, затем девушки. Она в детстве этакой пацанкой росла, по деревьям лазала, вишню любила, ее за это прозвали Чалыкушу - это по-турецки название какой-то птички, не помню какой. Она считала себя некрасивой, но на самом деле была настоящей красавицей. Очень романтичная книга. Я ее в твоем возрасте читала. Почитай, может, себя узнаешь? Автор - Решад Нури Гюнтекин.
- А где мне ее взять? - заинтересовалась Катя.
- Если хочешь, я могу дать почитать, у меня есть, правда в Самарканде. Ты к папе в гости приедешь?
- Да. В июне.
- Вот я тебе и передам через него. А захочешь, в гости придешь, сама возьмешь.
- Не знаю. Может быть.
Вместе с Катей они немного погуляли в ближайшем парке. Елена с Катей быстро нашли общий язык и всю дорогу щебетали друг с другом. Они вместе катались на качелях, каруселях и других аттракционах.
Надежду это обстоятельство очень обрадовало. Наконец, хоть и не совсем, но они оказались вдвоем. Вильдам был с ней общителен, весел, учтив, не жалел комплиментов, но, к сожалению Надежды, не более.
После обеда гости уехали назад, в Самарканд. Прощаясь с Еленой, Евгения Семеновна поцеловала ее в лоб, заглянула в глаза.
- Сил тебе, девочка, и терпения.
Елена поняла, что она все знает.
- Вы меня осуждаете? - спросила она тихо.
- Поживем-увидим.
До Самарканда доехали быстро, без происшествий. К сожалению Вильдама, дом Елены был по дороге к дому Надежды, и он вынужден был высадить сначала ее. Он предложил проводить Елену до квартиры, но она отказалась.
- Что ты, Вильдам, я не маленькая, дойду. До завтра.
- Ты завтра на работу собралась? - спросила Надежда.
- Конечно.
- Может, на больничном посидишь?
- Ни за что. Во-первых, я совсем здорова, а, во-вторых, я дома с тоски умру. Нет. "В народ, только в народ..."
И они уехали.
Поднимаясь к себе на пятый этаж, Елена думала о том, что Вильдам обязательно вернется. Ей нужно было с ним поговорить, но она чувствовала себя такой усталой, что с радостью отложила бы этот разговор, т.к. разговор предстоял трудный, долгий. А с другой стороны: он вовсе не разговоры придет разговаривать. Войдя в квартиру, Елена огляделась. Нет. Вильдаму здесь не место. Здесь все говорило об Андрее: его вещи, магнитофон, светомузыка, его книги, его любимая кружка. Здесь даже пахло Андреем, будто он только что вышел и вот-вот вернется. Нет, нет. Она никогда не сможет быть с Вильдамом в этой квартире, это все равно, что изменить Андрею в его присутствии.
"И вообще, надо завязывать жить на два фронта. Ты обещала себе и Андрею, что никогда не будешь ему врать. Ты ему клялась в верности! Что ты творишь? Ну и что же, что тебя две, тело-то у тебя одно и жизнь тоже. А ведь обе полюбили и сейчас любят Андрея. Кто же любит Вильдама? - Мать, ты совсем запуталась. Сейчас опять доведешь себя до чего-нибудь. Я не знаю. Думаю, все должно быть проще: решила не спать здесь с Вильдамом - не спи. Решила, что любишь двоих - люби. Не мучай ни себя, ни меня, ни их. Люби, вот и все. Что ты вечно все усложняешь. Прими свершившееся, как должное. Думаешь, я очень рада, что ты залезла в мое тело и командуешь тут. Но я приняла все, как есть. Что толку скандалить, сопротивляться, размахивать своими моральными принципами. Раз так случилось, надо учиться с этим жить. Главное усвоить, что никто не должен пострадать. - А я? - И ты не страдай. Тебя любят двое таких замечательных мужчин. Наслаждайся этим. Согласна? - ...Да. Постараюсь. А ты мудреешь, девочка моя. - Но я же - это ты. А с кем поведешься..."
Ее мысленный разговор прервал звонок в дверь.
- Можно?
Вильдам стоял на пороге в нерешительности.
"Наверно, мое лицо все сказало за меня", - подумала Елена и усмехнулась, ее усмешка получилась еще более мрачной, чем предыдущее выражение лица.
- Мне уйти?
- Нет. Проходи. Мне нужно с тобой поговорить.
- Разве мы еще не все обсудили?
- Не все. То, о чем я хочу с тобой поговорить, мы еще не обсуждали, - она провела его на кухню. - Ты есть хочешь?
- Не особо.
- А я хочу. Присядь. Я что-нибудь приготовлю на скорую руку, и мы поговорим.
Он сидел, молча наблюдая, как она ставила на плиту чайник, нарезала хлеб и колбасу, выставляла на стол чашки.
- Тебе чай или кофе?
- Наверно, лучше кофе, чувствую, что разговор предстоит нелегкий и длинный.
- Да. Я тоже кофе.
Когда она села к нему за стол, он взял ее руки в свои. ("Совсем, как Андрей!" - подпрыгнуло ее сердце).
- Что-то случилось, Елена?
- Случилось. Но сначала мы покушаем.
Они ели бутерброды, запивали горячим кофе, молчали и смотрели друг на друга.
"Как он все это воспримет? Сейчас я для него загадочная молоденькая женщина, а потом узнает, кто я, и разлюбит. Ну и пусть. Переживу. У меня есть Андрей..."
"Какой еще сюрприз она мне преподнесет? Что она надумала? Чтобы она не сказала, я все равно от нее не откажусь..."
Когда с бутербродами было покончено, Елена предложила:
- Пойдем, покурим и поговорим. Хочешь еще кофе, у меня коньяк есть.
- Давай.
Она разлила остатки кофе, добавила в чашки коньяк. Они вышли на лоджию.
- Ты меня пугаешь, девочка.
- А ты чего-то боишься?
- Только одного - потерять тебя.
- Ну, это будет от тебя зависеть.
Он не сдержал тяжелого вздоха, а она, закурив, наконец, заговорила:
- Ты помнишь, о чем ты мне говорил перед тем, как затормозил?