- Она, она.
- Да... Так вот. Ты - наш друг, твоя жена - подруга моей дочки. И вы, как бы связываете всех нас. Дружба, как и любовь, не обращает внимания на возраст. Хотя, надо быть очень смелым, чтоб взять замуж такую молодую красивую девочку. Но я отвлекся... Ирочка, что ты меня все дергаешь?
Ирина Васильевна приглушенным голосом, но все равно все слышали, сказала:
- Это не жена его.
- Как? А кто?
- Жена, Дима. Жена, - сказал твердо Вильдам, обнимая и прижимая к себе Елену. - Ты правильно сказал: главное для семейной жизни - любовь, а штамп в паспорте поставить всегда успеется.
- Виля, я понимаю, тебе все равно, что люди скажут, но ты о ней подумай, - возразила Ирина Васильевна.
- Подождите, подождите, - вмешался Дим Димыч. - А дочка чья?
- Моя, - упрямо стоял на своем Вильдам, а Елена погладила его по колену, подняла к нему лицо.
- Позволь, я сама объясню. Мой муж, Сашин друг и отец Машеньки, погиб в Афгане, еще до ее рождения. А Виля..., он всегда меня любил. Он всегда помогал мне, когда я еще носила Машеньку, он первым поздравил меня с ее рождением, он первый взял ее на руки. Он спас меня! Только благодаря ему я выжила. И я люблю его! Не осуждайте меня, Ирина Васильевна, я уже говорила Тане и Вам скажу: Андрей сам дал добро на наш с Вильдамом брак, он сказал, что Виля будет хорошим отцом для Машеньки.
Все сидели в неловком молчании. Первым заговорил Дим Димыч:
- Вы меня простите. Я не знал.
- За что тебя прощать? - ответил ему Вильдам. - Ты все правильно говорил. Елена - моя жена, а Машенька - моя дочь. Я ее выстрадал не хуже иного отца. Почему, скажите мне, в угоду чужим равнодушным людям, должны страдать три человека: она, не живя, а выживая, одна с ребенком на руках, эта крошка и я, со стороны наблюдая за их муками. Для чего?
Ирина Васильевна молчала, а Дим Димыч сказал:
- Ты - молодец, Вильдам. Правильно поступил. А жить с оглядкой на окружающих, кто, что подумает, кто, что скажет - низко. Пусть трусы так живут. Давай, Вильдам, выпьем за вас. Чтоб ничто вас не сломило: никакие сплетни, никакие наветы, никакие осуждения. Главное, чтоб вы были счастливы и ваши дети!
- Спасибо, Дима. Выпьем, - откликнулся Вильдам.
- И мы за вас выпьем, - поддержал тестя Саша. - Я уже говорил Лене с Вильдамом. Андрей не осудил бы ее, он ее любил и хотел ей только счастья. А раз не суждено было самому ее осчастливить, никогда бы не возражал против Вильдама. Он знал, что Вильдам любил Лену, он уважал его за это. Уж я знаю.
- Спасибо, Саша, - сказала растроганно Елена и подумала:
"Как он изменился! Совсем другой человек стал. Что значит другая женщина с ним, не я и не Арина. И правильно, что Татьяна не поддалась тогда на его уговоры и не вышла за него до армии. Он вернулся совсем взрослым, самостоятельным мужчиной. Даже на свадьбе было видно, что он совершенно независим от своей семейки. А не то, Тане туго бы пришлось с его мамашей и старшим братом, которые раньше командовали им".
Уже совершенно стемнело, от ручья потянуло сыростью. И хотя, дома Елена последний раз кормила и укладывала дочку позже, она решила уже положить Машеньку спать. Только она подумала об этом, как с коляской подошла Катя.
- Лена, ты будешь еще ее кормить? Она уже засыпает.
- Да, Катенька, да. Я как раз собиралась. Виля, пойдем, приготовь нам машину для сна.
Ирина Васильевна тоже хотела положить Светлану спать, но та заартачилась:
- Еще только девять, я даже дома в выходные так рано не ложусь, - и мать махнула на нее рукой, а отец усадил дочку к себе на колени.
- Светланка! Какая ты большая стала!
- Да, пап, ты так долго у нас не был, что я тебя забывать стала.
- Как забывать?
- А вот забыла, какие у тебя глаза. Я думала - голубые, как у мамы.
- Как же ты могла забыть? У тебя же мои глаза, зеленые.
- У меня-то зеленые. А вот у тебя: один - зеленый, другой - серый. Почему так, папа?
- Наверно, зеленой краски на него не хватило.
- А видишь ты как?
- Как и все.
- Что, совершенно одинаково?
- Совершенно.
Света обняла отца за шею.
- Папочка, а ты больше не уедешь?
Дим Димыч прижал дочь к себе, зарылся лицом в ее распущенные длинные белые, как лен, волосы.
- К сожалению, должен уехать, у меня работа, меня там ждут.
- И жена ждет? - с недетским укором в голосе спросила Света.
- Нет. Не ждет. У меня кроме вас, никого нет.
- Ну, так оставайся. Как же ты один? Тебе и приготовить некому, и постирать. Если мама не захочет, я сама тебе приготовлю. Я умею макароны варить, яичницу жарить и делать омлет с молоком. А еще салатики делать люблю. Меня мама научила, я всегда ей помогаю.
- Ты - молодчина. Но я не могу, - со вздохом сказал Дим Димыч. - А давайте, вы ко мне приедете.
- Нет. У вас там холодно, все время зима и зимой все время ночь.
- Откуда ты знаешь?
- По телевизору видела, и в школе на природоведении говорили.
- Зато, у нас есть северное сияние!
- А какое оно, пап?
- Это огромная радуга во все небо и переливается.
- Как светомузыка?
- Почти. Только лучше.
- А гром гремит?
- Нет... - недоуменно ответил Дим Димыч. - А зачем гром?
- Нам в школе говорили, что природное электричество сопровождается громом. Ну, грозу ты же знаешь?
- Это совсем другое... Это надо видеть...
- Мам, - обернулась Света к матери. - Я тоже хочу увидеть северное сияние. Давай, к папе поедем.
- Но там же холодно? А ты одеваться не любишь, даже в нашу зиму.
- А мне папа купит теплую шубку, шапку, рукавички и муфточку, как у Герды в "Снежной королеве". Такие вещички я носить буду, они красивые и легкие.
- Обязательно куплю, - обрадовано пообещал Дим Димыч и прижал дочку к себе. - Еще лучше куплю. И сапожки из оленьих шкур с мехом.
- Что? Уже спелись? - покачала головой Ирина Васильевна и улыбнулась. Она посмотрела на них с грустью. В памяти всплыли воспоминания семилетней давности, их последний разговор, когда...
"Стоп!" - она встряхнула головой. - "Это в прошлом. Это забыто. Я обещала ему, что не буду этого вспоминать. Если я вспомню, я снова разозлюсь на него, и ничего хорошего из этого не выйдет. Татьяна выросла, повзрослела, ей родители теперь любимей на расстоянии, и все равно на каком, но Светлана... Ей нужен отец, а другого отца я ей дать не могу. Я все еще люблю его, не смотря на его предательство. Но он же все понял, раскаялся и не устает просить прощения до сих пор. И я простила..."
Дмитрий по лицу Ирины догадался о ее мыслях, придвинулся поближе и свободной рукой обнял ее. Светлана сразу ухватила их обоих за шеи.
- Мамочка, значит, ты согласна?
- Мы еще поговорим об этом.
- О чем?
- О том, где мы будем все вместе жить.
При этих словах Дмитрий еще крепче прижал ее к себе, повернулся, нашел губами ее ухо, прошептал: "Спасибо!" и поцеловал. И хотя, ее женская плоть уступила ему прошлой ночью (уж очень долго она этого ждала!), но только сейчас с этим поцелуем проснулись все желания, которые были у нее раньше и копились все эти годы, готовые излиться на него огненной лавой из жерла кипевшего в ней вулкана. Она почувствовала, как покраснело ее лицо, ей стало жарко и душно. Дмитрию тоже передалось ее состояние. Но дочка еще крепко держала их обоих. Ее руки казались им цепями, родными, любимыми, но цепями, сковавшими их. А им хотелось уйти, спрятаться от всех, даже от нее, чтоб дать волю чувствам, их переполнявшим.
К костру подошел Вильдам, взял гитару, тихо запел. Света ослабила свои объятия, обернулась к нему.