Мама бросила на меня косой торжествующий взгляд. Вот видишь, говорил этот взгляд, ты ошибалась. Он хочет, чтобы я его взяла.
Она порылась в сумочке, достала фунтовую ассигнацию и протянула ее старичку. Тот взял ассигнацию и передал ей зонтик. Затем он спрятал деньги в карман, чуть приподнял шляпу, поклонился всем телом, от пояса, и сказал:
— Спасибо, мадам, огромное вам спасибо.
И тут же исчез.
— Подвинься поближе и спрячься, — сказала мама. — Ну и здорово же нам повезло. У меня никогда еще не было шелкового зонтика. Нам они не по карману.
— А почему ты сначала вела себя с ним так кошмарно? — спросила я.
— Я хотела убедиться, что он не какой-нибудь жулик, — объяснила мама. — И я убедилась. Он настоящий джентльмен, и я довольна, что смогла ему чем-то помочь.
— Да, мамочка, — согласилась я.
— Настоящий джентльмен, — продолжила мама. — И состоятельный, иначе бы он не раздавал шелковые зонтики. Ничуть не удивлюсь, если он титулованная персона. Сэр Гарри Голдсуорси или что-нибудь в этом роде.
— Да, мамочка.
— И пусть это послужит тебе уроком, — продолжила мама. — При любых условиях избегай излишней поспешности. Чтобы верно кого-нибудь оценить, непременно требуется время. Так ты никогда не ошибешься.
— Вон он, — сказала я. — Смотри.
— Где?
— Да там, он переходит улицу. Господи, мамочка, он-то куда так спешит?
Мы стояли и смотрели, как старичок ловко лавирует в потоке машин. Перейдя улицу, он повернул налево, ничуть не замедлив шагов.
— Что-то мне он не кажется слишком усталым, а тебе, мамочка?
Мама молчала.
— И как-то не похоже, — добавила я, — чтобы он пытался поймать такси.
Мама стояла совершенно неподвижная и смотрела через улицу на старичка. Нам было его прекрасно видно, и он явно куда-то спешил. Прямо мчался по тротуару, огибая других прохожих и размахивая руками, как солдат на марше.
— Он что-то задумал, — сказала мама. Ее лицо окаменело.
— Только что?
— Не знаю, — бросила мама. — Но непременно узнаю. Пошли.
Она взяла меня за руку, и мы с ней вместе перешли улицу. Затем свернули налево.
— Ты его видишь? — спросила мама.
— Да. Вон он. Сворачивает за угол.
Мы дошли до угла и свернули направо. До старичка было ярдов двадцать. Он трусил по тротуару, как кролик, и нам, чтобы не отстать, приходилось очень спешить. Дождь лупил еще сильнее, чем прежде, и я видела, как с полей его промокшей шляпы стекает на плечи вода. А вот нам под нашим большим шелковым зонтиком было уютно и сухо.
— Что же он все-таки задумал? — спросила мама.
— А что, если он повернется и заметит нас? — спросила я.
— А мне плевать, — сказала мама. — Он нам соврал. Сказал, что не может уже идти, что буквально валится с ног! Он — бессовестный лжец! Он самый настоящий жулик!
— Ты хочешь сказать, — сказала я, — что он все-таки не титулованный джентльмен.
— Помолчи немного, — сказала мама.
На следующем перекрестке старичок опять свернул направо.
Затем он свернул налево.
Затем направо.
— Я от него так не отстану, — сказала мама.
— Он исчез! — закричала я. — Куда же он делся?
— Он вошел вон в ту дверь! — сказала мама. — Я это видела! В тот дом! Господи, да это паб!
Это действительно был паб. «Красный лев» — гласила надпись на его фасаде.
— Ты же не думаешь, мамочка, туда зайти?
— Нет, — сказала мама. — Мы посмотрим через окно.
Вдоль всего фасада паба было большое окно; с той стороны стекло чуть запотело, но все равно видно было прекрасно, особенно если подойти вплотную.
Мы стояли у окна паба, тесно прижавшись друг к другу. Я цеплялась за мамину руку. Огромные капли гулко стучали по зонтику.
— Вон он, — сказала я. — Вон там.
Зал был полон людей и сигаретного дыма, и наш старичок был в самой гуще всего этого. Он успел уже снять пальто и шляпу и теперь проталкивался сквозь толпу к стойке бара. Протолкавшись, положил ладони на стойку и что-то сказал бармену. Я видела, как двигаются губы; он делал заказ. Бармен отвернулся и через несколько секунд подал ему небольшой стаканчик, полный до краев светло-бурой жидкости. Старичок положил на стойку фунтовую ассигнацию.
— Это мой фунт! — прошипела мама. — Это надо же такое нахальство!
— А что там в стаканчике? — спросила я.
— Виски, — сказала мама. — Чистый виски.
Бармен не дал с фунта никакой сдачи.
— Видимо, это тройной виски, — сказала мама.