— Если вам так уж интересно, я собираюсь притвориться Шопеном. Я сяду за рояль и стану играть, а музыка будет из проигрывателя. Это у меня такой способ развлекаться.
Прямо так и было сказано, и мистер Ботибол не понимал, какой черт его дернул за язык. Но что сделано, то сделано, и он даже испытал некое облегчение, убедившись, что не так уж и трудно рассказать постороннему, чем он занимается. Может, тот скажет, что это прекрасная идея. А может, и не скажет. Возможно, он даже скажет, что таких следует помещать в психушку.
— Так что теперь вы все знаете, — подытожил мистер Ботибол.
— Ха-ха! Ха-ха-ха! — расхохотался продавец. — Хорошо вы это сказали, сэр, очень хорошо. Отучит меня задавать глупые вопросы. — Он споткнулся посередине хохота и пристально взглянул на мистера Ботибола. — Конечно же, сэр, вы, наверное, знаете, что у нас есть в продаже простейшие клавиатуры для беззвучных упражнений.
— Я хочу концертный рояль, — твердо сказал мистер Ботибол.
Продавец внимательно на него взглянул, но предпочел промолчать.
Мистер Ботибол выбрал себе рояль и покинул салон со всей возможной поспешностью. Он пошел в магазин, где продавались пластинки, и заказал альбомы с записями всех шопеновских ноктюрнов, этюдов и вальсов в исполнении Артура Рубинштейна.
— Вот уж радость вы себе доставите!
Мистер Ботибол повернулся и увидел рядом с собой плотную коротконогую девушку с на редкость заурядным лицом.
— Да, — согласился Ботибол. — Воистину огромную.
Как правило, он не вступал в беседы с особами женского пола, но эта поймала его врасплох.
— Я люблю Шопена, — сказала девушка. У нее в руке был тонкий мешок из коричневой бумаги с веревочными ручками, содержавший только что купленную пластинку. — Я люблю его больше всех остальных.
Слышать голос этой девушки было очень приятно, особенно после хохота того продавца; мистеру Ботиболу хотелось с ней поговорить, но он не знал — о чем.
— Больше всего я люблю ноктюрны, — сказала девушка. — Они просто завораживают. А вам что нравится?
— Ну… — начал мистер Ботибол.
Девушка взглянула на него и улыбнулась, стараясь помочь ему справиться со смущением. Эта улыбка все и решила. Неожиданно для себя мистер Ботибол заговорил:
— Может быть, вы могли бы… я тут думаю… в смысле, я тут подумал… — Девушка снова улыбнулась, не могла не улыбнуться. — В смысле, я был бы рад, если бы вы зашли ко мне и послушали что-нибудь из этих пластинок.
— Очень мило с вашей стороны. — Она немного помолчала, задаваясь вопросом, нужно ли соглашаться. — Вы это всерьез?
— Да, я был бы очень рад.
Она прожила в этом городе вполне достаточно, чтобы знать: старики, если они грязные старики, не имеют обыкновения приставать к таким непривлекательным девушкам. Только раз или два за всю ее жизнь к ней приставали на людях, и приставали неизменно пьяные. Но этот человек не был пьяным. Он был нервным, выглядел он своеобразно, но пьянством тут и не пахло. Да и вообще, если разобраться, это она к нему пристала, а не он к ней.
— Прекрасная мысль, — сказала она, — просто прекрасная. Когда я могу зайти?
Ох господи, подумал мистер Ботибол. Ох господи, господи, господи.
— Я могла бы прийти прямо завтра, — продолжила девушка. — Завтра я после обеда свободна.
— Да, конечно, — медленно сказал мистер Ботибол. — Конечно же. Я дам вам свою карточку. Вот она.
— Э. У. Ботибол, — прочитала девушка. — Какая забавная фамилия. А моя фамилия Дарлингтон. Мисс Л. Дарлингтон. Как поживаете, мистер Ботибол? — Она протянула руку для пожатия. — Как я предвкушаю этот визит! Когда мне прийти?
— Когда угодно, — сказал Ботибол. — Пожалуйста, приходите когда угодно.
— В три часа?
— Хорошо, в три часа.
— Прекрасно! Непременно приду.
Он смотрел, как она выходит из магазина, коренастая толстоногая коротышка, и думал: да что же я сделал? Он поражался на себя, однако не был собой недоволен. Почти сразу же он задумался, показывать ли ей концертный зал. И он забеспокоился еще больше, когда осознал, что это единственное в доме место, где есть проигрыватель.
В этот вечер он не давал концерта, а сидел в своем кресле, размышляя о мисс Дарлингтон, и как себя вести, когда она придет. Следующим утром доставили рояль, прекрасный «Бехштейн» темного красного дерева, который принесли сперва без ножек, а потом собрали на сцене концертного зала. Это был весьма импозантный инструмент, и когда мистер Ботибол открыл крышку и нажал одну из клавиш, не раздалось никакого звука. Первоначально он думал поразить мир исполнением своих первых фортепьянных сочинений — сборника этюдов — сразу, как только рояль доставят, но теперь все планы менялись. Его слишком беспокоили мисс Дарлингтон и три часа. Ко времени ланча его беспокойство настолько усилилось, что он не мог уже есть.