ПАМЯТЬ О ЗИМОВКЕ
Мы направляемся в центр поселка, к зданию кают-компании. Перед ним просторная площадь, где на специальной мачте развеваются два флага: трехцветный французский и наш с серпом и молотом — в знак уважения к гостям. Неподалеку находится ставший традиционным для полярных станций столб с указателями направлений и расстояний до наиболее важных и дорогих сердцу зимовщиков точек нашей планеты. Конечно, здесь есть Париж, Лион, Марсель, Гавр, но есть и Москва и, к огромному удовольствию Ганса, Берлин. А сама площадь носит имя генерала де Голля.
Станция Порт-о-Франс действует круглый год. Здесь работают географы, биологи, геофизики... На центральной площади поселка, носящей имя генерала де Голля, рядом с французским флагом развивается флаг СССР. Советские и французские ученые плодотворно сотрудничают уже многие годы.
Около флагштока — любопытная реликвия — видавший виды чугунный чан, напоминающий о времени варварского уничтожения морского зверя. В таких чанах вытапливали тюлений жир.
— Это не наш, — поясняет Мишель, — американский.
На первом этаже кают-компании размещаются гардероб, библиотека, различные подсобные помещения. Наверху — просторная столовая с цветными светильниками. Невысокая сцена, усилитель с микрофоном и большой барабан в углу указывают, что по вечерам здесь можно недурно проводить время. Но сегодня здесь и днем шумно и многолюдно: полярники, моряки, русские, французы — все в отменном настроении. Работает бар. Два бородача в белых передниках едва успевают вскрывать бутылки и наполнять бокалы красным вином. Однако запаха жаркого в кают-компании не ощущается.
Самое большое здание станции Порт-о-Франс, где размещаются кухня и столовая.
Смакуя вино, которое мы тут же окрестили «бургундским», рассматриваем украшающий одну из стен герб Кергелена. В центральной части рисунка пингвин, прибрежные скалы, курящийся вулкан и какое-то странное насекомое, отдаленно напоминающее таракана. Два морских слона в боевой позе создают естественную рамку и придают гербу художественную законченность.
Что за загадочное насекомое изображено на гербе, мне так и не удалось выяснить У Мишеля, хотя он энергично объяснял и, став на четвереньки, даже пытался проползти под одним из столов. Но я, видно, оказался недостаточно сообразительным. К тому же мне было известно, что на Кергелене вообще нет вредных насекомых. Комары, мошка — бич нашего Севера — тут отсутствуют. Что касается тараканов, то они с человеком могут попасть и прекрасно освоиться практически где угодно. Я неоднократно убеждался в этом, даже в дальних полярных путешествиях. Но вряд ли кто-либо рискнул «украсить» тараканом свой герб. Скорее всего тут был изображен какой-то неизвестный нам морской рачок или клещ, обитающий на скалах.
Мы перешли к карте архипелага, украшающей другую стену кают-компании. Эта яркая красивая карта снова манит в путешествие по Кергелену. Самым заманчивым было бы направиться в горы, на ледниковый покров Кука, в западной части острова, чтобы выяснить, как ведет себя здесь современное оледенение. Ныне льды отступили к вершинам острова, но прежде покрывали почти всю его территорию. И на месте уютной кают-компании, где мы с таким удовольствием поглощаем «бургундское», тоже были льды. Судя по свежему облику ледниковых валунов, встречающихся в окрестностях станции, ледники наступали не так уж давно — несколько десятков тысячелетий назад. Причины этого ледникового потопа; так же как и современного отступания льдов, нужно искать в событиях на крайнем юге планеты. Гигантское южнополярное оледенение тут, несомненно, главный дирижер.
Еще было бы интересно побывать на юге Кергелена — на полуострове Жан-д’Арк в бывшем поселке охотников на китов и тюленей Пор-Жанн-д’Арк — своего рода историческом центре архипелага. В начале нашего века здесь даже действовал заводик по переработке китового и тюленьего жира. Это были времена, когда в водах, омывающих архипелаг, водились стада гигантских голубых китов. Норвежские, американские, южноафриканские промышленники устремлялись сюда за добычей и вскоре опустошили этот район. Когда в 1931 году Обер де ла Рю прибыл в Пор-Жанн-д’Арк, станция же была оставлена промышленниками. В брошенных помещениях орудовали полчища мышей, а вокруг строений кишмя кишели кролики. Свидетельством тому, что жизнь на острове была сурова, осталось небольшое кладбище. На нем были похоронены люди разных стран и национальностей, в том числе и несколько африканцев, темнокожих рабочих из Кейптауна.