Очень был бы Вам благодарен за сообщение материала, если он у Вас имеется, о деятельности Маргулиеса как до войны, особенно в Константинополе, так и во время войны, когда он работал в Союзе городов и Военно-промышленном комитете. О связи Бебутова с масонами в немецких документах нет ни одного слова.
Рад буду получить от Вас весточку.
Искренне Ваш
Георгий Катков
17. Б. И. Николаевский -- Г. М. Каткову
24 марта 1962 г.
Многоуважаемый Георгий Михайлович,
спешу ответить на Ваше письмо от 12 марта. Оно пришло одновременно с письмом от А. Балабановой, которую я запрашивал о том же Мооре. Она, конечно, никогда большевиками в такого рода дела не была посвящаема, и в качестве настоящей наивной идеалистки многого из того, что творилось вокруг, не замечала. Но к Моору она и тогда относилась с недоверием и зимою 1917--18 гг. в качестве секретарши Циммервальдского объединения вернула ему обратно тысячу крон, которую он принес в качестве пожертвования для кассы Циммервальда. Она дает еще целый ряд таких деталей и резюмирует: "Я думаю, Вы правы, идентифицируя Байера с Моором". Просит ставить конкретные вопросы, заявляя, что "целиком в Вашем распоряжении". Если что вспомнит, расскажет. Пишет, что в Швецию и затем в Россию с Моором приезжала "одна швейцарская социалистка" -- думаю, жена Роберта гримма, которая, как Вы знаете, была большевичкой.
Я лично Моора никогда не встречал, но слышал о нем очень многое (особенно от Теодора Либкнехта, никак не могу найти большое письмо последнего).
Связи Бебутова с немцами (в частности, с Эрцбергером) интересно освещает Фриц Фишер в недавно вышедшей книге "гриф нах дер Вельтмахт". Читали? Надо. говорил ли я Вам, что у меня имеется подлинная рукопись воспоминаний Бебутова (свыше 2 тыс. листов), в котором он подробно рассказывает о своем масонстве? Но она закончена в Берлине, в начале войны. Думаю, план покупки газет -- чистая спекуляция. В частности, относительно горького. Есть у меня и рукопись неизданных воспоминаний Колышко, но я ее до сих пор не прочел: огромная, масса воды.
Про Маргулиеса я ничего не слышал, т. е. об его связях с немцами. Верно ли это? Какие основания для такого предположения?
Если имеете вопросы, которые полезно поставить Балабановой, напишите срочно.
Не попадалось ли Вам в архиве имя Арнольд Рубинштейн? В годы войны был эмигрантом (польским социал-демократом) в Берне. Затем один из виднейших деятелей секретного аппарата Коминтерна -- первый резидент последнего на западе (в германии, но с функциями на всю Западную Европу). Мне важно выяснить, имел ли он связи с немцами в годы войны, т. к. я уверен, что в качестве резидента Коминтерна он перенял какую-то часть секретного немецкого аппарата. Знаете ли Вы что-либо об острой борьбе внутри этого аппарата в первые послевоенные годы между сторонниками просоветской и профранцузской ориентаций? За последнюю были генерал М. Гофман, Арнольд Гехберг и даже Людендорф.
Лучшие приветы и пожелания!
18. Г. М. Катков -- Б. И. Николаевскому
13 июня 1962 г.
Многоуважаемый и милый Борис Иванович,
Большое спасибо Вам за обстоятельное письмо, на которое долго не мог собраться ответить. Но как Вы знаете, скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается, и прежде чем беспокоить Вас и старушку Балабанову как-то хотелось выяснить вопрос о том, был ли действительно Карл Моор немецким агентом или нет. Отождествление его с Байером мы провели сравнивая передвижения обоих лиц, но несмотря на все изыскания никакого указания на связь Моора с немецким посольством в Берне мы в документах найти не могли. Там говорится лишь о Байере. Но неожиданно весь вопрос выяснился с совершенной ясностью на основании печатного источника, а именно, воспоминаний густава Майера, вышедших по-немецки в 1949 году, уже после его смерти. Это тот самый Майер, который издал письма Лассаля и биографию Энгельса. Он во время войны работал на германское министерство иностранных дел в качестве эксперта и был в связи с тем самым Нассе, который был военным атташе в Берне и поддерживал связь с Байером. густав Майер сообщает, что Карл Моор был одним из главных сподручных Нассе во взаимоотношениях с русскими эмигрантами в Скандинавии. Что Нассе пользовался адресом Майера для сношений с Карлом Моором, но что в характер этих сношений он Майера не посвящал. Все это относится к лету 1916 года, когда сам Майер проживал в Стокгольме, где часто бывал в доме, где жили Радек и ганецкий с женами. Все, что Майер от Радека узнавал, он сообщал в министерство иностранных дел в Берлине Диего фон Бергену. В воспоминаниях Майера масса интереснейших подробностей, и меня удивляет, почему на них так мало было обращено внимания. Я о них узнал только через моего ученика Шарлау.
Теперь относительно связи Карла Моора, с одной стороны, с германским министерством иностранных дел, с другой -- с большевиками, все более или менее ясно; и мы имеем налицо еще один из каналов, о которых говорит в своей телеграмме от 3 декабря 1917 года Кюльманн. Но интересно было знать побольше о личности Карла Моора. По словам Майера, это вымышленное имя: происходит Моор из дворянской семьи в Франконии. Они были баронами, выходцами из Франции, но настоящей их фамилии Майер не сообщает. Интересно было бы знать, что побудило Моора сблизиться с русской социал-демократической эмигрантской средой, какую репутацию он имел до войны, располагал ли он собственными средствами, или же зарабатывал деньги на жизнь? Когда и в какой форме он предлагал деньги Балабановой, как к нему относились в среде швейцарских социал-демократов, почему он перестал издавать "Бернер Тагвахт", и наконец, нет ли кого-нибудь в живых, кто бы его знал?
Если бы Балабанова могла оказать нам в этом содействие, мы бы управились как-нибудь с деятельностью Моора в 1916--20 гг. А вот, что произошло после, как и почему Моор попал в почетную богадельню в Москве будучи оппортунистом, не совсем понятно. Через чье посредничество это было устроено, и поддерживал ли Моор какую-нибудь связь с заграницей со своими товарищами по партии в Швейцарии и в германии в конце 20-х и 30-х годов? Это, конечно, было тоже очень интересно определить. Может быть Вы и тут нам поможете советом?
За последние недели тут у нас возник один вопрос, где я чувствую Ваша помощь была бы, вероятно, еще важнее и существеннее, чем в вопросе о Мооре. Дело касается положения Рязанова в 1915--16 гг. Как Вам вероятно известно, он проживал в Вене, где ему оказывали покровительство разные лица из академического и чиновнего мира, в том числе Шобер, который позже был начальником полиции в Вене. В 1915 г., или даже может быть еще в самом конце 1914 г. проездом в Вене был Парвус, и тогда он по старой дружбе останавливался у Рязанова. Шобер всегда интересовался русской эмиграцией, и если мне не совсем изменяет память, как-будто Керенский как-то рассказывал, что Шобер хвастал тем, что он оказывал финансовую поддержку Троцкому в 1912--14 годах. Поскольку вся затея немцев по использованию революционной эмиграции в своих целях как-будто зародилась в Австрии, как вариация на тему о поддержке сепаратистских движений, возникает вопрос, каково было положение Рязанова в этой связи и какому давлению он подвергался со стороны Парвуса, с которым его связывали давняя политическая и личная дружба. Может быть Вам об этом что-либо известно, чем Вы могли бы с нами поделиться?
И наконец, еще третий пункт, интересующий лично меня. Недавно мне попалась книжка о рабочем движении в России во время первой войны, изданная Флеером под общей редакцией Лозовского в 1925 году. Она содержит обильный полицейский материал о рабочих группах при военно-промышленных комитетах. Несколько смущает меня отсутствие координации и ссылок на матералы, напечатанные Шляпниковым в его "Кануне 1917 года". Чем это объясняется и что из себя представлял Флеер как архивист?
Но пора кончать, и так я Вас забросал вопросами, а ничего толкового по поводу Вашего Рубинштейна я не нашел и сообщить не могу. Буду очень благодарен Вам, если бы вот кратко подтвердили получение этого письма и сказали бы мне, на что я могу рассчитывать в смысле ответов на все мои вопросы, а на что Вы ответить определенно не сможете. Все лето просижу в Оксфорде, почти безвыездно.