18 июня в Прусском земельном парламенте был сделан малый запрос, поскольку в Радека во время прогулки в тюремном дворе стреляли из близлежащей казармы. Эту ситуацию, складывающуюся всс больше в его пользу, Радек использовал в своем письме новому министру иностранных дел Герману Мюллеру от 4 июля 1919 г., в котором он крайне искусно обыграл все слабые места позиции социал-демократического министра. Чиновники МИДа, ответственные за русскую политику, в частности референт Аго фон Мальтцан, не были в состоянии решительно противостоять совместному сопротивлению военных кругов (военный министр Носке), юстиции (прусское министерство юстиции), рейхскомиссара по контролю за общественным порядком и антисоветских сил в собственном министерстве. Однако после того, как прокурор отказался от предъявленного обвинения и ходатайствовал об освобождении Радека на заседании рейхскабинета 26 июня 1919 г., правительство решило освободить Радека в обмен на немецких заложников, среди которых находились работники МИДа, и выслать его в Россию. Инициатива была передана, таким образом, министерству иностранных дел, которое должно было связаться с русским правительством по техническим вопросам обмена и взять на себя ответственность за дальнейшее пребывание Радека в Берлине вплоть до его отъезда.
12 августа 1919 г. прокурор возбудил ходатайство об окончании предварительного следствия, прекращении дела Радека и его освобождении совместно с привлекавшимися по тому же делу Линой Беккер и Гертой Остерлих. О какой-либо компенсации за содержание под стражей не могло быть и речи, "так как производством по делу не было установлено ни то, что он невиновен, ни отсутствие против него обоснованных подозрений". Такой элегантной формулировкой прокурор уклонился от дальнейшей ответственности, которая теперь полностью ложилась на МИД, о чем следовало достичь договоренности с военными. 16 августа Радек послал радиограмму в наркомат иностранных дел в Москву, сообщив, что он вплоть до выезда будет находиться под военной охраной.
С этих пор начался второй период пребывания Радека в Берлине в 1919 г., состоящий из длительных переговоров относительно маршрута, по которому Радек должен быть выслан из Германии. Первоначально предполагалось, что обмен Радека на заложников будет произведен под гарантией британского правительства на литовской границе. Но предварительно советское правительство должно было дать заверение, что оно после возвращения Радека не будет давать ему новых поручений в Германии и воспрепятствует любой попытке Радека выехать в Германию (6 августа). Радек лично предпочел бы дорогу через Данию, где он хотел бы работать вместе с Литвиновым, который устанавливал первые контакты с британскими посредниками в Копенгагене; этот процесс чрезвычайно нервировал германский МИД, который опасался, что англичане опередят немцев в Москве в восстановлении экономических связей.
В начале октября 1919 г., согласно уведомлению военного министра, направленному министру иностранных дел, появилась возможность отправить Радека в Москву самолетом вместе с турецкой делегацией (дело с индексом "Мюллер" от 5 октября 1919 г. в папке: МИД 581). Речь шла о знаменитом полете Энвер-Паши из Германии в Россию. Радек описывает в своих дневниках посещение в начале августа в самом начале его содержания под стражей в Моабите. Рабенау во втором томе биографии Секта (Лейпциг, 1940, с. 306) отмечает, что оба турка вылетели в Москву в апреле 1919 г. Но приводимое там же письмо Энвер-Паши к фон Секту относится лишь к августу 1920 г. Независимо от того, имела ли место непосредственная встреча Радека с Сектом, что вначале подтверждается, а затем опровергается генералом Ксстрингом, нет сомнения, что Энвер-Паша способствовал косвенным контактам между обоими этими столь противоположными личностями.
В деле МИД 582 содержится запись от 13 декабря 1919 г. о посещении советского уполномоченного по делам военнопленных Виктора Кноппа, прибывшего незадолго до этого в Берлин, в сопровождении капитана фон Геерингена из представительства военного министра ни Шарлоттенштрассе; они посетили МИД с целью оформления для Радека удостоверения с фотографической карточкой в связи с предстоящим в ближайшие дни вылетом в Россию. Так как по погодным условиям полет пришлось отменить (это удостоверение осталось в архивных делах, и на фотографии обросший бородой Радек похож на пророка), начали хлопотать о переезде через Польшу, который затем и состоялся.
Но перед этим должен был наступить третий период пребывания Радека в Берлине. Со времени перевода Радека под военную охрану (в военном министерстве за содержание Радека отвечал военный судебный советник Золь), адвокат Радека, а затем и Виктор Копп ходатайствовали об освобождении Радека из-под ареста. В то время Радек имел право принимать посетителей лишь в присутствии тюремного чиновника и, как уверждали, не получал ни газет, ни журналов. Министр иностранных дел неоднократно обращался к Носке с защитой интересов Радека, "поскольку с политическими заключенными везде обращаются подобающим образом". Запись в деле МИД 581 свидетельствует о том, что 17 ноября 1919 г. д-р Вайнберг обратился к советнику посольства барону фон Мальтцану с просьбой разрешить переслать Радека на квартиру барона Эвгена фон Райбница, Берлин, Сигизмундштрассе, 5. Радек в своем дневнике ошибочно писал о Райбнице как о коллеге Людендорфа по кадетскому корпусу, разделяющем национал-большевистские воззрения. Гельбиг на стр. 59 назвал его даже дядей (со стороны жены) барона Аго фон Мальтцана, что невозможно перепроверить. Если это так, то становятся понятными многие ничем другим не объяснимые обстоятельства.
Адвокат обосновывал свое ходатайство подорванным здоровьем Радека; с этим соглашался и чиновник военного министерства, который все еще контролировал все встречи Радека с посетителями. "Это могло бы также способствовать успешному формированию германо-советских отношений". Носке ответил 26 ноября, что он не имеет права разрешить русскому гражданину Карлу Радеку переселиться на квартиру к Эвгену фон Райбницу. 28 ноября адвокат направил военному министру повторное ходатайство с уведомлением, что МИД при согласии Носке ничего не будет иметь против. Однако Носке отклонил 3 декабря и это ходатайство. При этом В. Кнопп 29 ноября заявил министру иностранных дел, что военый министр обеспечивает наблюдение за Радеком до момента его выезда из Германии и что Радек будет проживать в доме барона фон Райбница.
В архивных делах имеется также телеграмма Радека Чичерину от 15 декабря, в которой он сообщал, что уже в течение недели находится интернированным в частном доме. Следовательно, он был уже где-то около 8 декабря переселен из тюрьмы на частную квартиру. Сам процесс переселения Радек описывает в дневниках весьма детально и иронично, не разъясняя, впрочем, причины столь внезапного и неожиданного разрешения. Здесь, по-видимому, сыграли роль взаимоотношения между военным министерством и МИДом, которые не нашли отражения в архивных материалах. Но уже 15 декабря Радек был переселен из этой квартиры к шсненбергскому комиссару уголовной полиции Шмидту, где политической полиции Берлина было удобнее вести за ним наблюдение (письмо начальника полиции от 15 декабря 1919 г. в МИД). Начальник полиции непрерывно требовал от МИДа ускорить высылку Радека из Германии, поскольку он бесспорно использует "свое пребывание для контактов с мощными коммунистическими и леворадикальными движениями". В ответ на повторное напоминание начальника полиции МИД пытался 5 января 1920 г. его успокоить. В качестве причины задержки в большинстве случаев указывались трудности координации обмена Радека на немецких заложников на границе Польши или соответственно Восточной Пруссии. Однако могло быть, что МИД не очень-то стремился ускорить выезд Радека, поскольку именно на этот период пребывания Радека в Берлине приходятся некоторые наиболее важные его беседы с ведущими германскими промышленниками относительно желательного для обеих сторон восстановления экономических связей.
Так, 10 января 1920 г. посольский советник Гей, который должен был сопровождать Радека до границы, посетил его на шсненбергской квартире вместе с тайным советником Дойчем, директором компании АЭГ и членом правления Союза германских промышленников, и директором банка Симоном, независимым социалистом. В этой беседе принимал участие также и Виктор Копп. Радек постоянно подчеркивал свое желание ехать через Копенгаген, чтобы принять участие в англо-советских экономических переговорах; Радек, таким образом, стремился пробудить немецкую ревность и опасение опоздать, что ему в полной мере удалось.