3 января 1919 г. представитель МИДа при германской комиссии на переговорах по перемирию в Спа, советник посольства Ганиель, телеграфировал в Берлин, что Эрцбергер просил генерала фон Винтерфельдта уточнить у представителей стран Антанты, будет ли желательна выдача Радека и Иоффе, которая затем может быть произведена в Спа. Министр иностранных дел фон Брокдорф-Рантцау в своем ответе от 4 января рекомедовал отказаться от такого запроса (Наследие Брокдорфа-Рантцау, дело 16, Н 234654).
Этот факт свидетельствует о крайней нервозности германских представителей в Спа, поскольку они должны были знать, что Иоффе вообще не было в Германии, а Радек в Берлине еще не арестован. Немецкие политики и дипломаты, проводившие переговоры с представителями стран Антанты, опасались, что из-за пребывания Радека в Берлине может возникнуть подозрение в закулисных германо-русских переговорах, грозящее ответными мерами в виде продления срока режима перемирия, как это следовало из приведенного выше сообщения прессы. Эта озабоченность была в значительной мере обоснована, поскольку Радек неоднократно (в том числе в первом телефонном разговоре с Гаазе и по поводу Учредительного съезда КПГ) заявлял о возможности германо-большевистского союза против Запада и о предоставлении денежных средств на пропагандистскую работу среди находившихся в Германии военнопленных из союзнических держав. К тому же Антанта была недовольна действиями германских войск в Прибалтике. Маршал Форш сделал по этому поводу в начале января 1919 г. весьма резкое заявление. Генерал Гейкинг, английский представитель в комиссии по перемирию, также считал, что Германия должна более активно действовать против большевизма.
В этой ситуации 12 февраля 1919 г. в Берлине был арестован Радек [...]. Предварительно в начале января проходила дискуссия между МИДом и Советом солдатских депутатов 10-й Восточной армии, который Радек противопоставлял Союзу Спартака, заявляя, что советские войска в случае необходимости будут пропущены через линию фронта для оказания помощи восставшим немецким коммунистам. Совет солдатских депутатов телеграммой от 8 января опроверг это сообщение. Председатель Центрального совета рабочих и солдатских депутатов Ляйнерт назвал это утверждение Радека бессмысленным и оскорбляющим немецкий пролетариат, сыновья которого находятся на фронте. Это недоразумение было улажено радиограммой советского наркома иностранных дел Чичерина от 15 февраля, в которой он опроверг утверждение, что у Радека при аресте якобы нашли документы, свидетельствующие о намерении советского правительства послать войска в Германию в случае коммунистического восстания. Нет никаких оснований опасаться русского вторжения. Русское заявление свидетельствует лишь о том, что в случае революции в Германии и последующего за ней наступления западных держав немецкому пролетариату будет оказана помощь. Чичерин ссылался на резолюцию ЦК РКП(б) от 3 октября 1919 г. и выступление Ленина на пленуме.
Как уже говорилось, во время ареста Радека при нем действительно не было найдено никаких уличающих его в этом отношении материалов. Управление юстиции передало прессе лишь утрированные данные, основанные на кратком заявлении Радека, которое он сделал по тактическим соображениям. Ведь он находился в окружении солдат и ожидал, что его антифранцузское замечание вызовет симпатии и улучшит обращение с ним.
Таковым было положение дел, когда 23 февраля прибывший из Лондона генерал Гейкинг заявил "как солдат" немецкому генералу Гаммерштайну в Спа, что "мы все должны теперь совместно бороться с коммунизмом", который становится все сильнее. Общественное мнение Великобритании придерживатется мнения, что Германия слишком слабо борется с коммунистами. Генерал вручил своему германскому коллеге официальное письмо, в котором была выражена просьба к германскому правительству передать найденные у Радека документы. Это было бы для британского правительства доказательством готовности Германии к сотрудничеству. Гейкинг, который обсуждал эти дела с генералом Нудантом и главами союзнических комиссий по перемирию, просил также назвать имена англичан, работающих на большевиков (телеграмма Ганиеля No 898 в МИД, Эрцбергу, верховному командованию и военному министру; дело МИД 580).
Это привело официальные круги в Берлине к сильному замешательству, поскольку прокурору пришлось признать, что сообщения в немецкой прессе сильно преувеличены и что "добыча" была не слишком велика. Если эти сведения распространятся дальше, то недоверия со стороны стран Антанты не избежать. Поэтому следует продемонстрировать принципиальную готовность пойти им на встречу и попросить прислать специальную комиссию. К этому времени в Берлине можно будет "подготовить" материалы, такие как протоколы допроса и др. В этом смысле в Берлине 25 февраля, после получения из Спа соответствующего напоминания (замечание Надольного от 24 февраля), начали подготовку. Затем в течение двух недель ничего не происходило, после чего в Берлин внезапно прибыл французский капитан Деруа, чтобы ознакомиться с материалами Радека (Ганиель от 13 марта в МИД о сообщении генерала Нуданта). Он в течение трех дней напрасно старался получить эти документы. Затем, 14 марта, в сопровождении майора Шобера, офицера связи межсоюзнической комиссии при военном министерстве, Деруа посетил МИД.
Военное министерство было, по-видимому, не очень-то заинтересовано в том, чтобы облегчить офицеру Антанты поиски доказательств параллельной агитации большевиков в войсках западных держав. Министерство было против выдачи разрешения очевидно потому, что там также знали, что в материалах Радека не было ничего важного, так что немецкая сторона теряла ценный пункт в переговорах (военное министерство от 17 марта 1919 г., за подписью фон Франсецки--в МИД).
Совершенно другой позиции придерживалось министерство юстиции, где делом Радека занимался тайный государственный советник д-р Тиггес. Там были бы рады выдать Радека Антанте, чтобы избавиться от возрастющих день ото дня забот. МИД в лице советника посольства барона фон Тэрмана был заинтересован в содействии офицеру Антанты, чтобы убедительно продемонстрировать антибольшевистское настроение правительства. Фон Тэрман лично проводил 15 марта французского офицера вместе с майором Шобером к прокурору д-ру Вайсману из земельного суда 1. Последний старался на основании дела Радека и других коммунистов доказать, что большевистская опасность для стран Западной Европы чрезвычайно велика (отчет прокурора от 20 марта 1919 г.). Он особенно отмечал показания Радека, что находящиеся у д-ра Оскара Кона деньги, переведенные ему через г-жу Ветцель-Май, были предназначены для организации большевистской пропаганды во Франции и Великобритании. Также должна быть подготовлена в Берлине листовка, предназначенная для большевистской агитации среди оккупационных войск на левом берегу Рейна. Германия является "мощнейшим и последним барьером". Поэтому необходимы продовольствие и сырье. Равным образом немецкая сторона в беседах с французским офицером требовала свободы действий для защиты границ на востоке. Но все же фон Тэрману пришлось добавить, что материалы весьма скудны и, в частности, ничего не содержат о связях Радека с Францией и Англией.
Чтобы произвести более глубокое впечатление на скептически настроенного француза, ему устроили встречу в Объединении борьбы с большевизмом на Шеллингштрассе, 2, генеральным секретарем которого являлся известный публицист Эдвард Штадлер. Это объединение выпустило в январе плакат, обещавший вознаграждение в 10000 марок за содействие в аресте Радека. 17 марта французского офицера в сопровождении офицеров дивизиона гвардейской кавалерии провезли по улицам восточных и северных районов Берлина, где незадолго перед тем происходили вооруженные выступления. При отъезде капитана Деруа в Париж вечером 17 марта немецкая сторона была уверена, что французский офицер убедился в серьезных намерениях германского правительства делать все возможное для борьбы с большевизмом. Однако тот выразился вполне дипломатично, сказав, что международное сотрудничество будет, по-видимому, возможно лишь после подписания мирного договора, вежливо добавив, что он лично надеется на возвращение в Берлин и совместную работу. Таким образом, по отношению к Франции цель не была достигнута, поскольку демонстрацией решительной антибольшевистской позиции правительство Германии намеревались добиться смягчения условий мирного договора (замечание фон Тэрмана от 18 марта).