Прибывшая вскоре после этого британская делегация привнесла более благоприятные психологические предпосылки. Ганиель передал 15 марта из Спа сообщение генерала Гейкинга о выезде в Берлин британской офицерской комиссии (майор Берти, капитан Гардинг и капитан Брандт). Она должна была наряду с изучением путей сообщения в Германии ознакомиться с делом Радека. Гардинг должен был затем остаться в Берлине "для изучения большевистского движения". Фон Тэрман пытался убедить англичан "в серьезности положения и особенно в полной готовности и серьезных намерениях германского правительства вести борьбу с этой мировой опасностью". В противоположность французскому офицеру, англичане заявили, что коммунистический переворот в Германии или переход на советскую систему исключит в дальнейшем любую возможность для Германии вести переговоры о мирном договоре. Немецкой стороне пришлось сделать из этого вывод, укрепляясь в собственных ожиданиях, что, наоборот, успешная борьба с любым большевистским проникновением в Германию создаст более благоприятные предпосылки на мирных переговорах в Версале, но об этом практически не могло быть и речи. В этом смысле капитан Деруа оказался намного честнее.
Д-р Вайсман был поражен той основательностью, с которой английские офицеры изучали дело Радека, и надеялся, что британская сторона согласится на совместную борьбу с большевизмом. До тех пор и в Великобритании существовало подозрение, что Германия сильно преувеличивает большевистскую опасность. Там все еще предполагали, что "существует сильная империалистическая партия, которая использует идеи большевизма для своих целей и пытается раздуть очаг контрреволюции в качестве единственной меры спасения от большевизма", от чего д-р Вайсман старался отговорить британских офицеров. Впрочем в апреле майор Берти, капитан Гардинг и капитан Брандт вернулись в Берлин из Лондона, куда их вызвали для доклада, с очевидным разочарованием из-за незначительности того впечатления, которое произвел их отчет в Англии и Франции. После этого стало преобладать стремление к достижению соглашения с Советской Россией.
Отражением этого мнения являются пункты рапорта барона фон Тэрмана от 3 апреля 1919 г. относительно восстановления дипломатических отношений с Россией (Наследие Брокдорфа-Рантцау, дело 18, Н 235 124). Комиссии стран Антанты, изучавшие в Берлине дело Радека, стали пробным камнем для проверки честности антибольшевистской позиции германских властей. Дилемма состояла теперь в том, что германское правительство не могло отклонить требования советских властей о высылке Радека и других арестованных русских "ввиду действительного отсутствия достаточного обвинительного материала". Однако на страны Антанты подобного рода мероприятие произвело бы "губительное впечатление". Лишь британское предложение сулило приемлемое решение.
9 апреля в сопровождении полковника Данси и майора Гибсона в Берлин прибыл британский майор Вишер, чтобы неофициально заявить германским властям от имени британского правительства, что британское правительство убеждено в опасности большевизма для Великобритании и намерено с целью защиты от большевизма начать поставки продовольствия и сырья в Германию. После ознакомления с материалами по делу Радека британское правительство начало сомневаться в возможности длительного содержания Радека под стражей. Однако британское правительство считает Радека опасным большевистским агитатором. Поэтому Вишер уполномочен передать прусским властям предложение о выдаче Радека англичанам путем перевода его в Кельн. Уголовно-правовым обоснованием этой меры может служить признание Радека, что найденные при нем деньги были предназначены для пропаганды против стран Антанты. Прусское министерство юстиции 11 апреля ходатайствовало перед МИДом в пользу английского предложения телеграммой находившемуся в то время в Веймаре министру.
13 апреля д-р Вайсман заявил британской комиссии, что для обсуждения британского предложения германским властям понадобится существенное время, так как Германия озабочена участью находящихся в России немецких заложников. Англичанин предложил тогда совместное англо-германское содержание Радека под стражей в Кельне, что и было поддержано прокурором. 13 апреля все три британских офицера были приняты в Берлине министром иностранных дел, после чего один из них (Гибсон) был приглашен в Веймар. Министр сослался еще раз на выданную им министерством инструкцию от 25 февраля, предлагавшую сотрудничество с англичанами в борьбе с большевизмом и разрешавшую ознакомление с делом Радека. За это Брокдорф-Рантцау потребовал немедленного снятия блокады, указав, что это необходимо для укрепления положения правительства. Он высказал серьезные внутриполитические доводы против намерения перевести Радека в Кельн. Ведь даже при условии сохранения немецкой охраны это означало бы "весьма существенный отказ от собственного суверенитета". Британские офицеры были явно смущены таким ответом. Брокдорф-Рантцау запросил затем письменное подтверждение британского предложения. Гибсон ответил, что англичане предпримут совместные с остальными союзническими странами меры, так как они видят, что Радек во время своего пребывания в Германии намеревался вести пропаганду в большей степени против Антанты, чем против Германии.
Брокдорф-Рантцау в этой беседе, которая полностью соответствовала тогдашнему направлению его политики, пытался убедить западные страны в том, что голодная блокада Германии "самым гнусным образом" ведет ее к большевизму. Большевизм в Германии примет более упорядоченную, но и более заразную, чем в России, форму. 19 марта граф Брокдорф-Рантцау заявил британскому генералу Эварту, что ему хотелось бы, чтобы и англичане боролись с большевизмом. Это дало генералу повод возразить, что если бы граф выступал подобным же образом в Версале, условия мирного договора были бы более благоприятными для Германии. В том же смысле Брокдорф-Рантцау беседовал 19 апреля с американским уполномоченным Эллисом Дреселом.
Брокдорф-Рантцау надеялся найти в совместной борьбе с большевизмом основу для сближения с бывшими противниками, о чем он информировал также и англичан. Между тем Брокдорф-Рантцау весьма скептически оценивал возможности идти этим путем в связи с малой склонностью стран Антанты следовать такой политике. Можно предположить, что в подобной обстановке он не был готов добровольно уступить Радека, служившего важным подспорьем для сближения с Востоком. Ведь он все же по всей вероятности читал письмо Радека от 11 марта, которое переслал ему А. Пакве с интересной сопроводительной запиской.
А. Пакве считал Радека "хотя и сангвичным, неуравновешенным и бесцеремонным человеком, но в то же время личностью с необычным политическим чутьем и определенной европейской целью". Лично он стоек, как солдат. Он из тех людей, которые препятствуют Англии; этот довод не мог пройти мимо Брокдорфа-Рантцау. Пакве считал, что в этом отношении Радек является лучшим агитатором. Он смог бы пробить широкую брешь для немецких рабочих и переселенцев в Россию. Однако и в случае вынужденной массовой эмиграции в США Радек сможет стать тем человеком, который "усилит то движение на Западе, которое направлено против олигархии в ее опасной для свободы Старого света форме".
Эти мысли А. Пакве в какой-то мере совпадали с тогдашними воззрениями Брокдорфа-Рантцау, о чем свидетельствует его стремление весной 1919 г. не допустить превращения Германии в послушный инструмент союзнических держав, не получив за то конкретных уступок. Возможность получения подобных уступок еще до подписания мирного договора он теперь оценивал намного скептичнее, чем в начале года. Также не мог он разделять и неисчерпаемый оптимизм генерала Грснера, который ожидал всего от благоразумной позиции США. 4 апреля 1919 г. состоялась беседа между обоими этими влиятельными личностями молодой республики, которая позволила выявить принципиальные позиции обеих сторон и закончилась чрезвычайно резкими разногласиями. В наследии Брокдорфа-Рантцау имеются полный и сокращенный протоколы этой беседы.