Субрен-кул-Маррес сел за стол в своем кабинете, достал документ, спрятанный в кармане рукава его камзола, и развернул его. Каким же дураком он оказался. Его попросили принести Крегану-бер-Арленсу весть о подготовленном маршруте побега и подсунуть ему на подпись грамоту, наделяющую особыми полномочиями слуг, уже расставленных на маршруте. Предположительно для того, чтобы никто не пытался причинить им неудобства. Теперь он ясно видел, что эта бумага с императорской подписью и печатью станет неопровержимым доказательством подготовки императора к побегу. Политическое значение такого доказательства трусости имело бы влияние отряда имперских боевых магов, и это независимо от исхода битвы.
Он бездумно посмотрел на грамоту, заполненную аккуратным почерком, а затем бросил ее на бумаги, лежащие на полу. Его кабинет обыскали, и хотя Крысы работали небрежно, торопливо и только для того, чтобы слуги могли разнести по городу весть о том, что начальник прапорщика так или иначе замешан в заговоре. Это было… так дешево и неуважительно.
Неужели он действительно ничего не имел в виду? Ни Совету, для которого я был пешкой, посланником, приманкой для молодого Императора, чтобы спровоцировать его на глупую ошибку, ни Крысам и Императору, для которых он был… только это. То же самое.
За сто тридцать восемь лет ни один кул-Маррес не опозорился подобным образом, - он провел пальцем по символу знамени, украшающего его благородный вензель, который на протяжении ста тридцати восьми лет каждый из его предков с гордостью носил в любой ситуации. Когда знамя развевалось с крыши храма Великой Матери или вывешивалось перед императорским дворцом, они стояли возле него с церемониальным мечом в руке, подпоясанные кушаком, и на протяжении нескольких поколений это был единственный момент славы для князей Восточной Сатрии. Авенер, его единственный сын, как и многие другие молодые дворяне, позволил увлечь себя волной патриотического энтузиазма, которым заразил его император, и теперь служил в армии. Как ему, родному отцу, предстать перед ним и сказать, что он опозорил имя и юный князь не только не унаследует титул Хранителя Знамени, но даже места в Совете Первых?
Как сказать ему, что они должны вернуться в Восточную Сатрию, в замок, меньший, чем их резиденция в столице, и до конца жизни ссориться с арендаторами из-за арендной платы? О,госпожа! Свадьба! Как ей сказать ему, что запланированная свадьба Авенера с дочерью графа Осе-Эмрелаха, скорее всего, просто отменяется. Граф принадлежал к новой аристократии, его семья владела титулом менее ста лет, но владела землями, расположенными на юго-востоке Империи, у Малых степей. Эти земли были в десять раз обширнее земель Субрен-кул-Марреса и, поскольку их не затронула суматоха войны, были богаты и многолюдны. По слухам, граф нажил такое состояние на контрактах по поставке говядины и шкур для армии, что, несмотря на военные налоги, лично снарядил и передал под командование Ласкольника две панцирных хоругви.
Но если раньше этот аристократический выскочка хотел выдать свою дочь замуж за потомка Дома Хранителей Знамени и будущего члена Совета Первых, то теперь он наверняка разорвет помолвку.
Субрен-кул-Маррес, сидя один в своем кабинете в доме, странно тихом и спокойном для этого времени суток, спрятал лицо в ладонях и впервые за тридцать лет заплакал. Он плакал над собственной глупостью, над собой, над сыном, над позором семьи. Он также плакал над тем, что на протяжении семи поколений, ни один князь Восточной Сатрии не покидал этот мир, не нося с гордостью титул Хранителя Знамени.
И он не мог остановиться.
На следующий день на рассвете первые отряды армии Се-Кохланда достигли города. И началась величайшая битва в новейшей истории Империи.