– Удивительная вещь – сны, – говорит он. – Несмотря на весь технологический прогресс, огромное количество специалистов с их исследованиями, мы по-прежнему едва ли имеем представление о том, чем они являются и каково их значение.
Лифт жужжит и подрагивает.
– Вы спрашивали меня о моих снах. Поскольку сейчас мы просто два беседующих человека, я расскажу вам.
Он нажимает кнопку «стоп», и кабина, вздрогнув, останавливается.
– Я стою на пляже в Греции, откуда родом мои родители, – говорит доктор Роуз. – Песка нет, пляжи галечные. Вода неподвижна. Такое чувство… будто я последний человек на земле. Я наклоняюсь и поднимаю гладкий камешек, а когда выпрямляюсь, ощущаю, что кто-то стоит у меня за спиной. Женщина. Я ее не вижу, но знаю, что она там.
– Потому что вам это уже снилось раньше?
Он неохотно улыбается. Его темные глаза серьезны.
– Много раз. И всегда одно и то же. Когда я оборачиваюсь, меня оглушает звук одиночного выстрела. Красные пятна на ее животе. Они быстро расходятся, и вскоре она вся в собственной крови. Я подбегаю, подхватываю падающую женщину, но слишком поздно. И я беспомощен.
– Человек, который всем может помочь, беспомощен, – констатирую я.
– Не всем, – улыбаясь, возражает он. – Не могу помочь тем, кого показывают в телевизионных реалити-шоу.
Солнечный свет – вот чем он пахнет. Я закрываю глаза на одно мгновение – и оказываюсь во дворе моей бабушки среди свежевыстиранных простыней, сохнущих под высоким летним солнцем. Снова открыв глаза, я вижу, что он смотрит на меня. Спрашиваю:
– И что это, по-вашему, значит?
Пожимая плечами, он тыкает в кнопку «стоп», и лифт возобновляет движение.
– Ничего, просто сон.
На плоскости его щеки обозначается ямочка.
– Если только это не что-либо другое. У меня для вас задание. Проявите во сне инициативу. Возьмите вазу в руки и посмотрите, что у нее снизу.
– Допустим, я это сделаю. И что?
– Тогда я приглашу вас на ужин.
Несомненно, именно этого я и хочу.
Лифт останавливается, заставляя нас слегка покачнуться. Доктор Роуз продолжает на меня смотреть в ожидании ответа.
Слова будто застряли у меня в горле, затем с трудом вырываются наружу.
– Мне очень жаль, – говорю я, – но это едва ли приемлемо. Однако если завтра наступит конец света, имейте в виду, я буду жалеть о том, что не приняла приглашение.
Но на следующий день конец света не наступил. Не наступил и через день. А через шесть месяцев человечество было уже слишком поглощено своим стремительным исчезновением, чтобы переживать из-за отвергнутых приглашений на свидание.
День тянется мучительно. Каждый последующий час тяжелее предыдущего. Теоретически, по мере приближения к Бриндизи все должно быть наоборот, но, как и любая теория, этой тоже нужно пройти испытание практикой.
Когда я говорю об этом Лизе, она спрашивает:
– А что в Бриндизи?
– Корабли. Точнее, корабль. «Элпис».
– Я могу поехать с тобой?
Утром ее глаза казались остекленевшими, но сейчас она свежа и бодра. В треугольном вырезе ее футболки видны выпирающие ребра – словно ксилофон, обтянутый кожей. Мои точно такие же под дождевиком.
– Если хочешь.
Правда, мне пока не приходило в голову, куда бы она могла податься без меня.
– Я на это рассчитываю.
– Ура! – Она хлопает в ладоши. – А куда идет корабль?
– В Грецию.
– И зачем тебе нужно в Грецию?
– Потому что там мне надо кое с кем встретиться.
Она обдумывает сказанное несколько секунд.
– А если его там не будет?
– Будет.
– Но если все же нет?
– Будет.
– Будет, – повторяет она.
У Бена воспаленные глаза, с покрасневшего ободка левой ноздри каплей свисает сопля.
– Ты видела Стиффи?
Сейчас 2:53 ночи. В последние пять часов я не видела ничего, кроме своих сумбурных снов. Пытаюсь сосредоточиться. Когда я в последний раз видела его кота? В тот вечер, когда приходил Джеймс? Это было два, нет, три дня назад. Видела ли я мармеладного котика с тех пор?
– Он пропал?
Идиотский вопрос. Конечно, он пропал, иначе Бена сейчас здесь не было бы. Но сон наполнил мой мозг туманом, который еще не полностью рассеялся.
Бен вытирает под носом рукавом и плотнее запахивает свою извечную вязаную коричневую кофту на своем тощем теле. Сейчас я замечаю, что он очень бледен, и не только от яркого света в прихожей.
– Ага, уже пару дней нет. На него это не похоже, правда?
– Далеко от своей кормушки он не уходит.
– Ага.
Мне жаль Бена, Стиффи – все, что у него есть.