Ветер сразу же исчезает, как только я захлопываю за собой дверь, но он не оставляет своих попыток добраться до нас, ударяя, царапая и швыряя пригоршни града в доски с той стороны двери. «Выходите, – бросает он нам вызов, – выходите на честный бой!»
Волосы Лизы всклокочены, щеки горят алым огнем. Кожа в ссадинах и синяках. Я чувствую жжение там, где моя собственная плоть изранена летающими древесными обломками.
– Ты в порядке?
– Да, а ты?
По двери я сползаю вниз, пока колени не упираются в подбородок.
– Да, все нормально.
Мои глаза закрываются всего на одно мгновение.
Когда через секунду я снова открываю их, уже темно. Беспрерывные щелчки града прекратились, но ветер по-прежнему пытается сдуть с места маленький кирпичный домик. Сколько сейчас времени, я не знаю, видимо, уже ночь. Вокруг непроглядная тьма, только прямоугольник окна чуть выделяется – немного света пробивается сквозь тучи.
Прислушиваюсь и только через две-три минуты осознаю, что Лизы нет.
Задерживаю дыхание. Если я не буду издавать никаких звуков, то, возможно, услышу ее. Люди производят множество разнообразных звуков: сопят, покашливают, хмыкают. Даже перемена позы приводит к тому, что становится слышно, как трутся друг о друга ткани, как поскрипывает влажная от пота кожа.
А также дыхание. По крайней мере должно быть дыхание, но ничего нет, дом пуст.
– Лиза!
Имя проваливается в пустоту, как железная болванка. Пытаюсь вспомнить форму и площадь помещения, но сон навалился на меня слишком быстро, не дав освоиться с окружающим пространством.
Еще раз зову, настолько громко, насколько хватает смелости:
– Лиза!
В этой темной комнате небытие поселилось навсегда. Ее здесь нет. Во всяком случае, живой Лизы. Дом слишком мал, это я хорошо запомнила, и я бы услышала, если бы она была где-то поблизости.
Как далеко могла она уйти на ощупь? Надеюсь, я смогу до нее докричаться.
Дверь у меня за спиной. Я распахиваю ее и выкрикиваю ее имя в бушующий ветер. На расстоянии виднеется золотистое свечение, настолько маленькое, что я могу охватить огонек ладонями и задуть. Огонь? Свет? Стабильного электроснабжения нет уже месяца три, а может, и дольше, но, видимо, это не свет. Пряди грязных волос хлещут меня по щекам и лбу, заставляя морщиться.
И вдруг я замечаю, что дождь прекратился. Дождь прекратился.
Я сбегаю со ступеней крыльца, поднимаю лицо к небу. Тучи, как и раньше, толстой пеленой закрывают свет звезд, но дождя нет. Хочу смеяться. Смех теснится у меня в груди, ожидая, когда я выпущу его на волю. Вот сейчас он родится…
…но он умирает в моем сдавленном горле. Мои пальцы вцепляются в то, что охватывает меня петлей, я ощущаю грубые волокна веревки. Извиваюсь, как задыхающаяся рыба.
В следующее мгновение раздается чей-то голос:
– Почему ты не мертва?
Голос столь же мягкий, как мешок, полный гвоздей и битого стекла.
– Отвечай, – скрежещет он.
Веревка затягивается, обжигая кожу.
– Почему ты не мертва?
Глава 5
«Не нужно привязываться», – напоминаю я себе. Не нужно давать лабораторным мышам имена. У них есть номера, присвоенные в соответствии с их датой рождения и полом, а большего им и не требуется. Воздушные поцелуи во время моих уборок в лаборатории – тот максимум, который можно себе позволить.
Лаборатории компании «Поуп Фармацевтикалз» все как одна оформлены в белом цвете, оснащены одним и тем же комплектом приборов, стоимостью превосходящим особняк в Калифорнии, пробирками, чашками Петри, заполненными агар-агаром. На полу – горка золотистых опилок. В телепередачах лаборатории всегда стерильно чистые. А в действительности сотрудники здесь едят прямо за компьютерными столами. Но я не ропщу на свою работу. У меня есть вполне определенная цель: я коплю на образование.
Я мою пол шваброй, когда входит Хорхе. Он как сальное пятно в девственно-чистом сейчас рабочем помещении.
– Не забудь пройти медосмотр, слышала?
– Не пойду.
– Хорошо, но тогда…
Он изображает, как кому-то скручивают шею, и эта шея, по всей видимости, моя.
– Хочешь, я пойду с тобой?
Хорхе ведет себя так, будто он мой начальник, а я – будто он равный мне сотрудник, которого едва терпишь. Один из нас прав, и я совершенно уверена, что это я.
Тележка с принадлежностями для уборки упирается колесами в дверной порожек, и я, с силой толкнув, отправляю ее вперед.
– Думаю, сама справлюсь.
Отсюда я прямиком иду в женскую раздевалку, снимаю с себя рабочую одежду и бросаю ее в люк, ведущий, насколько мне известно, в прачечную. Свежевыстиранный комплект будет ждать меня к началу следующей смены. Повесив сумку на плечо, я иду к лифту, чтобы подняться на десятый этаж, где располагаются врачебные кабинеты.