— Я вижу, вы недовольны моей речью, премудрая принцесса, — услышала она мурлыканье Левого Министра.
Кадомацу молча отломила палочку и сделала вид, что прицеливается.
— Ну, разве можно приносить на такой праздник такое плохое настроение?
— Господин Удайдзин, просто мне послали любовное письмо незнамо от кого, и я хотела спросить у вас совета. А вы целую речь закатили... — она тайком показала бумажку.
— Ах, вот оно что. Дайте сюда, может, почерк узнаю.
Оглядевшись, чтобы кто не увидел, Мацуко осторожно передала вельможе под столом письмо вместе с веточкой.
Золотой Министр оказался опытным конспиратором — ловко приял и прочёл письмо так, что даже сама принцесса не заметила.
— Хм-м-м... Написано вроде недавно. Тушь ещё свежая, — пояснил он девушке: — Поэт он никудышный, и, наверное, сам это знает, а вот веточка — с дерева, что растёт у Дворцовой Реки. По иероглифам могу сказать, что определённо столичный житель, посмотри, как он пишет твоё имя — об этом знают только во дворце, провинциал бы воспользовался другим знаком. Вообще если хочешь, оставь это письмо до завтра у меня — я узнаю всё точно, вплоть до цвета панталон.
— Нет, не нужны мне его панталоны, — сказала Кадомацу, забирая бумажку обратно: — Я боюсь, что если стану разыскивать, он сочтёт это знаком внимания, и тогда совсем не отвертеться. Лучше просто игнорировать.
— Мудрое решение, — прокомментировал, улыбаясь в кошачьи усы, Золотой Министр.
— О чём вы там шепчитесь с господином Министром? — спросила мать.
— Я попросила глянуть — не знаком ли ему почерк.
— Ну и что, знаком?
— Нет, и ладно. Кто знает — начну выяснять, а он вдруг да ещё больше прилипнет. Помнишь Куроки?
— Он был сам в этом виноват, дочка. Не вини себя.
— А я себя и не виню. Получил, что заслужил. Единственно, что жалко его братьев — я слышала, они сейчас в возраст вошли, а им везде путь закрыт. Всё из-за него.
— Всё правильно. Если кто-то в роду ведёт себя как простолюдин в зрелом возрасте, значит, зараза проникла в его сердце ещё в детстве, когда закладываются манеры. Значит, порочен весь род. А, следовательно — не место гнилой ветви у небесного престола, пусть погружаются в грязь, которой захотели уподобиться. Всем семейством.
— Как будто, род Явара всегда всё себя по-королевски, — надулась принцесса и замолчала.
— Что это с тобой? — спустя перемену блюд, надавила на неё мать: — Не стоит тратить свои переживания на недостойных.
— А я и не переживаю!
— Тогда что это? Дух противоречия?!
— Что это с ней? — подал голос отец, услышавший край разговора.
— Дух противоречия, — кратко пояснила мать.
— Ага. Хорошее дело! — одобрил отец.
Раздался удар гонга.
— Полночь во дворце!
Освещение чуть померкло, зажглись другие светильники, меняя сам объём Трапезной Залы.
В темноте, возникшей вокруг входа, послышался какой-то шорох. Все напряглись. Раздался шаг — стук железных гэта. Что-то неясное наметилось во тьме. Удар барабана. Ещё шаг. И вдруг, мёртвенно-красным, вспыхнула маска Духа Чумы. Свет сошелся на фигуре актёра, тот воздел руки к небу и издал истошный рёв. Сразу же заиграла тревожная музыка. Чёрный дух сделал несколько угрожающих па, для пущего страха пробежал по кругу между столами, пугая гостей. Мацуко пропустила момент, когда музыка сменилась, и вздрогнула от испуга, когда, коснувшись рукой и ногой сначала её плеча и крыла, а потом -матери, из-за их спин выпрыгнул одетый в белое священник.
Барабаны заиграли музыку битвы. В пустой ладони священника вдруг появился меч — вряд ли это была магия, Кадомацу бы почувствовала, скорее ловкий трюк с освещением — вот и в руках Чумного Духа так же оказался трезубец.
Пара закружилась в центре зала, изображая поединок. Теперь принцессе удалось заметить момент, когда священник зацепил за пояс почти невидимую верёвку, перед тем, как взмыть к потолку и обрушить на врага град ястребиных ударов (конечно же, и у того и у другого были крылья, но взмах ими был бы смертелен для сервированных столов). Дух, по сценарию летать не мог, и сразу же оказался в сложном положении, виртуозно вращаемым трезубцем отбивая, казалось бы, смертоносные атаки.