Я не знала, кто кричал громче: зал или студия, когда на экране появился Андрей. Так вот для чего нужен костюм! Приветственно кивнув ведущему, Андрей уселся в кресло.
— Какой он сексуальный! — услышала я рядом стон девушки, стоявшая в обнимку с парнем.
— «Итак, Андрей Дмитриевич, мы знаем — вы не любите интервью и старались избегать их в течение многих лет, почему сейчас?»
— «Захотелось».
Ха.
Андрей остается Андреем.
Я вздохнула. Перед глазами вдруг помутнело. Неужели поднялась температура? Нужно присесть, иначе упаду в обморок.
— «Где вы скрывались три года?»
— «Думаете, я скажу вам свой адрес?»
Как грубо.
— Он прав.
Я повернулась к Диме.
— Его слава мешала личной жизни. Сейчас, когда ее нет, он отгородил от приставаний журналистов — дочь, лишь бы те не мешали ей жить нормальной жизнью.
— А почему сейчас? — повторила я вопрос ведущего. Дима, сунул руки в карманы джинс и кивнул подбородком в сторону телевизора:
— Скоро исполняется тринадцать лет со дня основания группы. Для Андрея она много значила и не прийти он не мог.
Я поняла. Помню, в газетах упоминалась его страсть к музыке. Он любил писать и исполнять стихи, для него это было занятием всей жизни. Больше чем хобби. Часть его самого. После смерти жены, Андрей не мог писать, не мог вернуться к музыке, зная, что ту, которую он любил всей душой — больше нет. Именно поэтому он бросил музыку, именно поэтому он перестал писать.
Неожиданно Колчин произнес:
— Раньше он не пел. До встречи с тобой. Ты его спасение, Тамара.
Я качаю головой.
— Да. Вы оба спасение для друг друга.
В кармане куртки завибрировал мобильный.
— Телефон, — сказал Дима. Проснувшись от наваждения, вынув из кармана телефон, перевела взгляд с номера на экран телевизора.
Как он?..
— Алло, — осторожно начала.
— Ты где?! — рявкнули на другом конце провода. — И нечего молчать, это запись.
Я отняла телефон от уха. Да как он узнал?
— Эй?!
— Что случилось? — спросила я, смотря на экран. Надеюсь, с Леной ничего не произошло, это единственная причина звонка Андрея.
Или нет?
— Что у тебя с голосом? Заболела? И где тебя держит Димуля, в морозильной камере?
О чем он говорит?
— САБО! — рычит он в трубку. Не понимаю, чего он злиться?
— Созрел, — шепнул мне на ухо Дима. Я шикнула на Колчнина.
Вмешательство Димы в разговор разозлило Андрея еще больше.
— Чего он пищит? Он с тобой? Вы обнимаетесь? Я убью его!
Не будь мне плохо, я бы посмеялась над абсурдностью слов. Наверняка Андрей выпил, иное объяснение найти я не могла. Я дала знак Диме, что выйду на улицу, тот лишь одобрительно кивнул, томясь от предвкушения побыть наедине с Дашей. Прижимая трубку щекой к уху, я натянула варежки, вышла на улицу и резко остановилась. Напротив главного входа увидела Андрея, стоявшего, облокотившись о капот машины, держа сигарету в пальцах. В ухе мигал огонек гарнитуры. Не убирая от меня взгляда, Минаев снимает гарнитуру и кидает ее в снег. Бедная гарнитура…
Я убираю телефон, слушая гудки, смотря на Минаева. В голове крутилось множество вопросов: как он узнал, что мы здесь, какие бури чувств охватывают его. Потому что поза, с какой он стоял ко мне лицом, говорила сама за себя.
— И где он? — первое, что спросил Андрей, когда я подошла к нему. Говорить было больно, и я просто стояла, любуясь его красотой. Его волосы были забавно всклочены, от чего хихикнула.
— Ну? И чего бледная? Испугалась?
Бледная?
Раскуривая сигарету, он наклонил свою темноволосую голову к рукам, сложив их лодочкой, чтобы ветер не загасил пламя и внимательно посмотрел на меня.
Холодная шершавая ладонь легла мне на лоб, от чего я вздрогнула. Казалось все тело охватил неистовый жар. Зеленые глаза сощурились, осмотрев меня с ног до головы, останавливаясь на моих губах. Для многих прохожих наша поза показалась бы романтичной. Но Андрей одарил меня таким яростным взглядом, от чего холодок прошелся по спине.
Молча, схватив меня за руку, он запихивает меня в салон пикапа.
— У тебя жар? — слышу я издалека его голос.
Машина резко тронулась, взвизгнув шинами. В боковое зеркало я рассмотрела Диму, бежавший за пикапом, но не успел и от разочарования пнул рядом машину по колесу. Обернулась и пыталась понять Минаева. Вел он себя странно, но что более странно были его сжатые губы, горящие глаза и пальцы, вцепившиеся в рулевое колесо.
— Давно чувствуешь себя плохо. — Не вопрос, а утверждение. — И не сказала! Почему не ушла? Не позвонила?
А он бы приехал за мной?
— Сабо, Сабо, — укоризненно качает он головой, — когда научишься думать?!
Я молчала, не зная как реагировать на его слова. Несколько недель назад Андрей проявив заботу, оставался со мной в комнате, когда я упала в обморок. Он тогда сказал, Дима волновался за меня, не он. Сейчас глядя на Минаева, поняла, что он искренне волнуется за меня. От его заботы на душе потеплело, а сердце затрепетало.
В молчании мы подъехали к дому, Андрей помог выйти из машины и не отпуская мою ладонь, повел к дому. Даже через варежку я чувствовала тепло его ладони. Какое приятное чувство…
— Мила! — орет он, зовя служанку не снимая обувь. — Мила живо ко мне!
Девушка выбежала из кухни, запыхаясь, переводя взгляд с меня на Андрея и обратно. От ее пылкого взгляда мне стало не по себе.
— Принеси в мою комнату лекарства и холодной воды с содой. Найди теплые вещи и поставь греться несколько неочищенных картошин. Это все. Чего встала?! — рявкнул Андрей, видя как служанка стоит и смотрит на меня, — выполняй!
Милу как ветром сдуло.
И зачем быть столь грубым?
— Так проще, — ответил он на мой невысказанный вопрос. Не оглядываясь и не отпуская мою ладонь, Андрей привел в свою комнату, разделал кровать, скинул свое полупальто и критически осмотрел меня.
— И в этом ты ходила на свидание?
Я осмотрела себя, не понимая его злости. Обычное осеннее пальто и зимние кроссовки. Зима в Краснодаре судя по сводкам отличалась теплотой и смысла нет одеваться в три слоя одежды.
И не скажу ему, что нет денег на теплые вещи.
— Да, — удалось ответить мне.
Хмурясь, Андрей потянулся к застежкам пальто. Он был так близко, что я ощутила тепло его тела через слой ткани. Воспоминания минувших дней промелькнули перед глазами и я покраснела.
— Не бойся меня, — прошептал Минаев, расстегивая верхние пуговицы. Он не смотрел на меня, и это придало мне смелости разглядывать Андрея. Его лицо было чистым, гладко выбритым. Рука неосознанно легла на его щеку, поглаживая. Андрей вздрогнул от прикосновения, но ничего не сказал. Расстегнув последнюю пуговицу, помог снять пальто.
— Не раздевайся, забирайся в кровать и закутайся.
Я послушно закуталось в одеяло, следя за его движениями. Вот он снимает через голову оливковый пуловер, кидает на кресло, оставшись в одной майке. Что-то ищет в комоде и надевает мне на ноги.
Носки.
Я хихикаю и кашляю одновременно, на что Андрей пригрозил пальцем:
— Будешь так делать — отшлепаю как маленькую.
Не сомневаюсь, что он так и сделает. Он понял, о чем я думаю и назвал меня извращенкой. С ним — да.
В комнату вошла Мила с подносом в руках. Не глядя на девушку, Андрей взял поднос, отдал дальнейшие распоряжения и мы остались в его комнате одни.
— Сейчас я тебя вылечу, и будешь к вечеру как новенькая.
Он мочит в тазике тряпочку и кладет мне на лоб. От холодной воды я замычала. Как приятно. Потряс градусник и сует его мне в подмышку.
— Держи и старайся меньше шевелиться, — говорит он и открывает дверь, — Мила! Теплые вещи?
Снизу я услышала раздраженный крик:
— У меня не десять рук! Сейчас принесу.
Мне стало неловко. Из-за меня Миле досталось. Надо будет извиниться перед ней, после.