Ещё не вечер…

Сразу после похорон «Отца народов» Тад пришел записываться в секцию бокса <Крылья Советов», что на Ленинградском шоссе, одну из кузниц Советского бокса. Тад подспудно понимал, если он среди разгула послевоенной шпаны не сможет достойно защитить себя, то как он будет защищать свою девчонку, эта мысль не давала покоя. Все это подталкивало Тала к поступкам. Таких, как он, во дворце оказалось много и Тад в этот год не попал в секцию, не попал он и в следующем, 1954 году, также, желающих было слишком много, и только в 1955 году, когда Тад стоял среди страждущей толпы подростков, ему вдруг подал мяч, попросив надуть его, один из старейших тренеров «Крыльев Советов» Михаил Паногьевич Ли – советский кореец. Насосы тогда были не в моле и Тад, попросив тренера зажать ему уши, хорошо надул мяч ртом. «Годится, – воскликнул Михаил Паногьевич, – у парня отличные легкие, в группу к дяде Мише!» Так Тад попал к старшему тренеру ДЮСШ Михаилу Соломоновичу Иткину, а проще – к дяде Мише, как того любовно называли и молодые спортсмены, и старые маститые боксеры.

Глава З. НОСТАЛЬГИЯ ПО БОКСУ

(бокс тех времен, учителя, спортшколы)

На лето мать отправляла Тада в пионерские и спортивные лагеря. Кормить дома было нечем, да и боязно было, что сын свяжется со шпаной. Тогда многие так делали, стараясь на две или три смены отправить детей на природу и немного подкормиться. Это были прекрасные места Подмосковья Ильинское, Кратово, Валентиновка, Домодедово, казавшиеся детям страшно далекими от Москвы, ведь возили туда ребят не на электричках, а на грузовых машинах и без сопровождающей кавалькады ментов, с одним пионервожатым или просто старшим парнем. Тад с благодарностью вспоминает женский персонал этих лагерей – Это были тетки, повидавшие жизнь, терпеливо и по матерински относившиеся к ребятам, испытавшие на себе голод и разруху. Тад вспоминал, как поварихи приходили смотреть на стол «ударников», за которым он оказался еще с двумя такими же бедолагами из неустроенных семей. Каждый из пацанов съедал по 3-4 тарелки супа, столько же второго запивая все это 10-12 стаканами компота или киселя, а тетки, рассевшись вокруг, подперев подбородки ладонями, с грустью смотрели на этих изголода8шихся ребят, незаметно вытирая слезы. Когда вся эта троица Саша Воропаев, Рудик Степочкин и Тадик Касьянов вставала из-за стола, единственная выпуклость присутствовала на их теле – желудок, в остальном же ребята были тощие, но крепкие. Первый раз Тад после войны наелся в 1950 г. Как у всех детей того времени, уних был популярен зимой хоккей, а летом футбол, но, очевидно, не из кого было выбрать игроков и его бралииграть левым полузащитником. На воротах стоял Евгений Майоров, а капитаном команды был Борис Майоров. Вот оттуда, из далекого послевоенного детства, начиналась карьера этих, впоследствии знаменитых спортсменов. Тад никогда не был левшой, почему его поставили на левой край – даже ему было непонятно, не особо талантливый в этом виде спорта, он добросовестно мешал и не давал пройти противнику по своему краю, и это у него получалось. Играли с более богатыми и сильными лагерями Министерства обороны и всяких других министерств, нужен был результат, поэтому тренировались все свободное время.

Любовь к футболу закончилась одним событием. Борис Майоров сильно попал мячом в нос Рудольфу Степочкину, пошла кровь. Рудик полез в драку. Саня и Тадеуш вступились за Рудика, а остальная команда за Бориса. Тусанули друг друга по нескольку раз, но больше досталось троице. Так и ушли три друга из команды, это было последнее лето, когда они были вместе, затем их жизненные пути разошлись, больше они не встречались никогда. С братьями Майоровыми Тадеуш встретился нечаянно мимоходом в Госкомспорте много лет спустя. Братья холодно кивнули Таду, и Тад в душе улыбнулся, это не обидело его, он спешил в кабинет к могильщику советского каратэ Александру Михайловичу Самсонову, алма-атинскому москвичу.

Занятия футболом и то, что Тад летнее время бывал в спортлагерях, бегая, подтягиваясь на турнике, и плавая, сколько хотелось, сделали его сильным жилистым парнишкой. Но потихоньку проявляющаяся черта характера – искать что-то свое и привела его осенью 1955 г. в секцию бокса к дяде Мише Иткину. В то послевоенное время бокс был развит в Москве, Ленинграде и, может быть, Харькове, так как великие чемпионы происходили оттуда. В Москве было две кузницы советского бокса «Трудовые резервы» и «Крылья Советов». Вот «Крылышки» более чем на двенадцать лет и стали родным домом Тадеуша. В «крыльях», практиковавших бокс, было три тренера Михаил Паногьевич Ли, Михаил Соломонович Иткин и Виктор Михайлович Тренин, над всеми возвышался и руководил Виктор Иванович Огуренков, величайший тренер, которого знал и уважал весь боксерский мир. Осознавать все это Тад стал много позже, когда уже начал показывать результаты, а пока им занялся дядя Миша. Возле него крутилось много таких пацанов, как Тад и то, что впоследствии Тад стал технарем, а не нокаутером, в этом тоже основная заслуга дяди Миши. «Челночок, игра ног, левой, левой, правой» – учил он, и не только начинающие, но и повыступавшие боксеры выполняли задание беспрекословно. В группе с Тадом занимались Володя Грачев (сам впоследствии известный тренер), Юра Карпенко, Володя Певзнер. Была в секции, в зале какая-то особая мужская атмосфера мужественности, какой-то особый запах мешков, перчаток и здорового пота, которая сначала немного пугала Тала, но потом затягивала все больше и больше. Потихоньку завязывались новые приятельские отношения с ребятами. Тад старался придти на полчасика в зал пораньше и посмотреть на тренировку мастеров. Он с немым восторгом наблюдал, как работает на ринге многократный чемпион СССР Борис Степанов и восходящая звезда, будущийолимпийский чемпион Олег Григорьев. Поскольку Тад вырастал среди женщин, то комплексов у него хватало, он страшно смущался, когда кто-нибудь из старших товарищей обращался к нему с каким-нибудь вопросом или просьбой, не знал, что ответить и как поступить. Потихоньку сбивалась группа ребят-единомышленников, которые тоже были зациклены на боксе, общие идеалы, интересы – и комплексы Тада как-то само собой стали пропадать. Позанимавшись полгода, Тад чувствовал себя много уверенней и в школе, и во дворе, к нему почти не приставали, а когда старшие ребята в переулке пробовали его толкнуть или шутливо ударить, то их руки находили пустоту. Тад легко уворачивался, нырял и с улыбкой отходил в сторону. Он понимал: еще не время. А группа, в которой занимался Тад, сплачивалась все больше и больше, появились новые имена – Виктор Фарсюк, Стас Покровский, Толя Карабанов. Они стали выступать на открытых рингах, страшно радуясь успеху, и, переживая поражения, друг друга.

Первый бой Тад запомнил на всю жизнь. Ему попался парень-одноклубник, на полголовы выше Тада и мощней сложением. Его товарищи суетились вокруг него, косо посматривая в сторону Тада, прочили победу своему другану, убеждая, что легко разделается с Тадеушем, Вокруг Тада почитателей было не меньше, все подбадривали его и желали победы. И вот они на ринге. Звучит команда «Бокс»… и тут произошло невероятное. Тад перелетел половину ринга мухой и обрушил град ударов на своего противника. Тот даже не понял, в чем дело, оказавшись на канатах. Рефери сказал: «Брейк», но Тад, не слыша команды, продолжал молотить парня. Судья едва растащил дерущихся. Второй раунд, начавшийся так же, быстро закончился, бой был остановлен в виду явного преимущества Тада. Тад, как во сне, стоял на середине ринга, а его руку поднимали в знак победы, его глаза блуждали, в душе рождались какие-то неведомые ощущения, на глазах появились слезы радости и восторга, а вокруг ринга бесновались друзья Тада, и когда он пролез под канатами, Вовка Певзнер подхватил его на руки, крича: «Ну, ты даешь, он даже не попал по тебе ни разу». Проигравший парень тоже подошел и, поздравив Тада с победой, спросил: «Какой у тебя бой?» и, узнав, что первый, удивился, сказан, что у него это четвертый, а первые три он выиграл.