Отбросив все сомнения и подготовившись к упрёкам, вышел из машины, закрыл её и тоже вошёл в ворота кладбища. Я примерно помнил, куда с основной аллеи свернула Марина, и, только повернул туда же, как раздался крик:
— Помогите! Помогите! Здесь женщине плохо!
Я поспешил на крик.
Марина лежала на свеженасыпанной могиле ничком, на моих розах. Около неё суетилась какая-то старушка, но ничего сделать не могла. Я подбежал, перевернул Марину на спину. Она была в обмороке. Подняв её на руки, побежал с ней к машине.
Быстро открыв машину, я посадил Марину на заднее сидение, достал из аптечки нашатырь и поднёс открытую склянку к носу. Марина тяжело вздохнула. Тогда, намочив свой носовой платок нашатырём, я протёр ей этим платком виски. Она открыла глаза и с удивлением посмотрела на меня:
— Что случилось?
— Вы упали в обморок на могилу. Я принёс Вас обратно в машину. Как Вы сейчас себя чувствуете?
— Голова кружится и трудно дышать, — пробормотала она.
— Так! Сейчас я отвезу Вас в приёмное отделении неотложки. Вам нужен врач. — строго сказал я.
— Нет, только не в больницу, только не туда. Куда угодно, только не туда…
— Хорошо. Тогда я знаю, куда мы едем, — я сел за руль и поехал к своему дому.
Марина, похоже, опять отключилась, пока мы ехали. Я видел в зеркало заднего обзора, что она то открывала, то закрывала глаза.
Я достал сотовый и набрал номер мамы:
— Мам, это я. Еду домой. Я не один… Да, мама, с ней. Ты можешь позвонить Лилии Дмитриевне и попросить её зайти к нам? Да, мама, всё очень серьезно. Спасибо.
Я остановил машину около своего дома, подошёл в задней двери машины. Открыл её и опять взял Марину на руки. Она прижалась к моей груди и обвила одной рукой мою шею; кажется, ей было так плохо, что она была не в силах даже слово сказать.
Дверь в дом была не заперта. Я ногой открыл её и понёс Марину на второй этаж в гостевую комнату. Там положил женщину на кровать, помог снять куртку и сапоги, размотал шарф. Сам сел рядом в кресло и стал ждать врача. Именно про него я звонил своей маме.
Лилия Дмитриевна приехала через полчаса. Я услышал, как внизу хлопнула дверь, вышел на площадку второго этажа и позвал:
-Лидия Дмитриевна, мы здесь! Здравствуйте.
Врач поднялась ко мне.
Я быстро посвятил её в ситуацию. Она понимающе покивала и прошла в комнату. Там я помог ей снять пальто и подержал её саквояж, пока она ходила в ванную, мыла и вытирала руки.
Вернувшись, сказала:
-Виктор, выйди, пожалуйста. Мне надо осмотреть пациентку.
Я опять вышел на площадку, облокотился о перила и стал ждать.
Чем дольше тянулось ожидание, тем больше я нервничал. Чем больше я нервничал, тем больше сам себя накручивал и злился.
Наконец, доктор вышла.
— Ну, что?
— Нервный срыв и истощение на фоне бессонницы. Ей просто надо нормально питаться, отдыхать, и, главное, выспаться. И, желательно, не дома, где всё только усугубляет её состояние.
— Понятно, — сказала доктор.
Вот за что я её любил, так это за понимание и умение не задавать лишних любопытных вопросов и не давать глупые советы.
— Значит, она останется здесь, — и всё.
Я помог ей одеться, оплатил прием наличными и проводил до машины. Мы попрощались, и она уехала, сказав, что я могу звонить ей в любое время, если что-то случится.
Сам поднялся к Марине. Она спала.
Я сел в кресло около её кровати; в голове моей было, как поется в одной старой недоброй песне, прохладно и пусто. Но потом пришли слова новой песни:
Возле камня стоишь, где скрестились три вечных пути.
Что имел, то всё в прошлом. Что дальше? Куда же идти?
У подножия камня свернулась злодейка-змея.
Осторожнее, путник! Не то смерть коснётся тебя.
Чёрный ворон кружит, дожидаясь, куда ты пойдёшь,
Иль коня потеряешь, иль сам навсегда пропадёшь…
То не сказка, мой друг. Такова была воля Таро.
Кельтский крест** лёг на стол, припечатав на жизни тавро.
Кубки, посохи***– все предвещают лишь слёзы и боль.
Замыкает расклад карта смерти. Что спорить с судьбой?
И пентакли*** сошлись, как знаменья о лживости снов.
Быть иль нет? Всё решают мгновенья длиной в сто веков.
И у камня стоишь ты, не зная, что выберешь сам,
И возносишь молитвы к пустым и скупым небесам.
Но ответа не будет. Ведь, вправду, тебе — лишь тебе —
Дан был шанс выбрать жизнь и любовь для себя. По себе. ****
_____
*Слова песни И. Резника
**Кельтский крест — расклад карт в Таро
***Кубки, посохи, пентакли — название карт в Таро
****Моя песня
========== Глава третья. Странный вечер ==========
«…Пусть говорят, что приближается гроза.
Пусть говорят, что лгут и сердце и глаза.
Только не буду верить я таким словам.
Никому тебя я не отдам…» *
POV Марина
Я проснулась и сладко потянулась под пледом.
— Как же хорошо! Наконец-то, выспалась! Какие мягкие и удобные подушки и матрац. — подумала я. — Стоп, а я, собственно, где?
Я резко села на постели. Чужая комната, чужая кровать. На кресле, рядом спал Виктор. На прикроватной тумбочке лежали ампулы из-под лекарств. Я осторожно потянулась, чтобы взять одну из ампул и прочитать название. Слава богу, всего лишь витамины. И тут я всё вспомнила.
Флэшбэк
Я вышла из машины Виктора. Он передал мне цветы, предложив пойти со мной. Я отказалась и, попросив подождать, пошла к воротам кладбища. Хорошо, что могила мужа находилась недалеко от входа. Я медленно пошла к ней.
Странно, как сегодня безлюдно на кладбище, а ещё очень холодно и сыро. У меня такое ощущение, что кладбище, как вампир, питается горем, страданиями и отрицательной энергией людей. Поэтому, здесь все растения: цветы, кустарник и деревья не просто хорошо растут, а бушуют.
Я подошла к могиле, поздоровалась с фотографией мужа, присела на скамеечку и положила цветы на свежий холмик. Слёз не было, только усталость, страшная чёрная безысходная.
— Ну, здравствуй! Соизволила прийти, наконец! А я уже и не ждал!
Я оглянулась. Рядом никого не было.
— Спасибо за букет! Хорошо, что ты ещё помнишь, какие цветы я люблю!
И тут до меня дошло. Я же слышу голос мужа! Это — неправильно, странно и страшно!
— Ну, догадалась, наконец! Да, это я! Да посмотри же ты на меня. Я не кусаюсь!
Я перевела глаза на портрет и ужаснулась. Фотография выглядела, словно живая. Глаза блестели, ноздри раздувались, рот искажён в гримасе ярости.