А Красное Знамя — не надо.
Вот они и таскали красные тряпочки как дураки — когда все по-человечески носили красивые модные «георгиевки». Да, плохо быть не как общество.
Продираемся, скоро угол Тореза, а там свободнее. Водитель совсем невесело выглядит, бормочет что-то по своему, испарина на лбу. Как бы на горке не съехал кому жопой когда трогается — я всегда нервничаю когда так трогаюсь и часто глохну. Вон кстати стоят такие двое, перегородили ряд, отчего пробка еще крепче. Ксати народ внагляк едет по тротуару. Видать гайцов совсем не боятся. Че так за город всех тянет? А, не — джигит-то похоже водила гораздо лучше меня — на автомате трогается в горку, никаких проблем. Ну и ладно.
Охотники какие-то едут — на вездеходах, все в камуфляжах и всяких своих охотничьих примочках. Опа — этот даже прям с ружьем. Ковбои, блин. Вот попадутся ментам — отдадут денег. Хотя там небогатых немного, среди охотников — посмотрел я сколько чего стоит — да это ж тоже надо быть совсем еканутым, чтобы за ружье отдать тысячь пятнадцать-двадцать. Или очень богатым. Я вот недавно себе смарт-фон купил за 23 тысячи — круто и чОтко. Красиво и все завидуют. А не какая-то ненужная железяка.
Придурки в общем эти охотники.
Все, пролетели пробку — дальше вдоль по Энгельса, на Луначарку налево — и вот он дом. Во двор сам пройду, «Стой, мусульманин!»
Водила притерся у въезда во двор, заглушил.
— Спасибо — вылезаю уже из машины. Он даже не ответил, совсем плохо видать. Кивает, судорожно сглатывая. Тошнит, наверное.
Иду к дому — оборачиваюсь — он даже прилег на баранку — видать действительно сотрясение. Ниче, отлежится — уедет. Его проблемы.
Иду к дому, вхожу в арку, не спеша к парадному. У помойки застыл столбиком какой то дедок. Что, старый — мозги клинит? Ага, батарейки сели… ну и стой себе, тебе двигаться уже отвыкать надо, отбродился уже, освобождай молодым место под солнцем… и жилплощадь, ага. Классно это я, подъемал.
Дедок как-то неловко оборачивается на звук моих шагов и начинает двигаться навстречу. Походочка у него…. А, дед — уже вмазал? Что, три рубля на хлебушек хочешь? Ага, чтоб булькал, хлебушек. Сердечник, поди — боярышником пробиваешься? Хрен те!
Дед тянет ко мне руки.
— Че, офуел, старый?! — блин, чем от него шмонит? Одеколона или ацетона какого напился? Гнилью какой-то… в помойке рылся что ли?
Брезгливо отскакиваю и быстро иду к парадному. Что у нас сегодня — день синяка? Вроде же не тяпница, до конца недели еще времени…. А вы все повылезали, убогие.
О, тэж сусид мий… Вроде ж ты, Семеныч — язвенник? Или прикидывался, сволочь старая? О, как штормит-то тя…
Семеныч как и дед у помойки (который шаркая и как-то поскуливая тащится следом, но далеко отстал) протягивает ко мне руки…. Что, вам всем сегодня «добавить копеечку христарадьи» надо? Заимали, козлы…
— Семеныч, отва…
БЛЯЯЯЯ!!! Ну и взгляд… точно — язвенник и выпил, теперь с непривычки вхлам вообще… или эта, белая горячка? И вообще — эппло какое-то обвислое… бледный, весь в грязи какой то… валялся что ли где?
— Отвали, Семеныч — стараясь не глядеть на него говорю я, пытаюсь проскользнуть мимо — не дам я вам никуя.
Что-то с ним не так, не могу понять. Воняет как и от деда — вместе что ли пили? Что-то еще, глаз видит — а сообразить не могу…
Он хватает меня за рукав куртки, тянет не то чтобы сильно, но именно тянет а не просто — «Э, друг, подожди секунду!». И как-то … скулит что ли?
Вдруг становится жутко. Жар и холод одновременно волнами проходят по телу. В мгновение вспотев, рывком вырываю рукав, пинком отправляя Семеныча через невысокую оградку газона, где он благополучно приземляется и начинает ворочаться. Вижу деда, целенаправленно шкандыбающего ко мне. В три прыжка оказываюсь у двери, таблеткой открываю, наплевав на лифт взбегаю к себе на третий. Отчего-то всего колотит, ключи пляшут в руках. Кажется, сейчас неизвестно откуда взявшийся тут Семеныч вновь потянет за рукав. Что с ним было не так, что меня так испугало?