Трое мужчин сидели за столиком у окна и щелкали кедровые орешки. Сидели спокойно и молча, пока одному из них это всё не надоело. И под всем подразумевается не закусочная, скамейка и твердые орешки.
— Мужики, пора бросать пить, — неожиданно решительно заявил Куина, хлопнув себя ладонью по колену. Двое мужчин изумленно притихли, перестав возиться с орехами.
— Тебе там что, голову напекло? — удивленно спросил Субару, нервно усмехнувшись от такого заявления и глянув в окно. День выдался ясным, солнечным, почти жарким. Лето еще не успело разыграться, но природа баловала теплом, иногда не щадя неосторожных.
— Серьезно. Гляньте только: солнце светит, птички поют, у всех праздники, гуляния, веселье, яблочки в карамели. А мы только из общины вышли — сразу напились.
— Так ты яблочко хочешь?
В закусочной яблоки подавали, выглядели они аппетитно, стоили недорого, раскупались на ура.
— Нет. — Куина нетерпеливо встал со скамьи, пошатнувшийся от неожиданности, и начал выхаживать перед друзьями взад-вперед, загораживая Субару вид на «кроликов». — Я не яблочко хочу. Давайте не будем пить эту праздничную неделю. Вообще.
— Ого. — Махиро даже положил орешек обратно в надтреснутую миску.
— Хотя бы эту неделю. Все наши проведут праздники по-человечески, а мы опять не будем выползать из бутылки. А ведь у нас задание есть, провалим опять, если за ум не возьмемся. Вышвырнут из общины всех, как пить дать.
— Всё же напекло, — с сочувствием вздохнул Махиро, снова набирая горсть орешков.
— Кажется, мне тоже, — тихо добавил Субару, помотав головой. Не помогло. Тогда он усмехнулся и кивнул на шумную компанию, спешившую мимо закусочной. И трое мужчин дружно уставились на толпу. Завораживающее зрелище им открылось, надо заметить. Впереди всей процессии шел длинноволосый блондин. На шее у него спал карликовый дракон с красной гривой и пышной кисточкой на кончике хвоста. Следом тянулась стайка девушек, смеявшихся, постоянно о чем-то пытавшихся говорить с блондином. Тот неловко отвечал на вопросы и просил девушек не шуметь, но дракону, похоже, звонкие голоса ничуть не мешали.
— Не он это, — усомнился Махиро, щурясь и силясь рассмотреть спину уходящего. — Он на краю должен быть, нас же туда послали. Что ему в столице-то делать? Знает, наверное, что его здесь дожидаются уже.
— И правда, — пожал плечами Субару, выбрасывая из головы всё лишнее. Снова повернувшись к залу, он с довольной улыбкой уставился на полотно с картинами, выдуманные художником речные нимфы интересовали его в тот момент больше, чем незнакомец с драконом, кем бы тот ни оказался. Разговор вернулся в прежнее русло.
— Махиро, ты-то хоть со мной согласен? — уже с некоторым отчаянием в голосе спросил Куина, слабо надеясь на поддержку.
Махиро задумчиво посмотрел на протертый и пыльный носок туфли, почесал вытянутую шею и медленно проговорил:
— Как ни странно, согласен.
Трое мужчин переглянулись, немного помолчали, размышляя, и Субару решил.
— Уговорились. Не будем пить эту неделю. Тогда давайте хотя бы закажем что-то пообедать, а то чего мы с орешками одними сидим? Поедим и двинем к Последнему Водопаду.
— Мне нужно забежать к тёще, — скривил губы Махиро, потянув завязку плаща. — Она обещала к этому времени уже собрать гостинцев для племянников…
— Потом, по пути, — отмахнулся Субару, с хрустением в костях вставая со скамьи и направляясь к хозяину закусочной, чтобы сделать новый заказ.
Серьезных заданий от общины они не получали давненько, провалить еще одно было прямо-таки нельзя, так что с тяжелым сердце, но всё же Субару мысленно согласился с другом. Трезвая голова в их деле могла спасти жизнь, а именно так и виделась ситуация, когда трое друзей-магов оказываются из-за серьезных провалов на самой грани — рискуют вылететь из общины. Лишившись разрешения на магические работы, каждый из них лишился бы почти всего. Субару протянул бы какое-то время на сбережениях. Махиро спасся бы за счет любящей и многочисленной родни. Куина хватался бы за любую грязную работу. Все бы прожили. Но как можно подобное звать полноценной жизнью?
Тяжело вздохнув, Субару отрицательно мотнул головой на предложение достать из запасов чудесное вино из слив, заказал только еды. А после, уже собираясь возвращаться к столику, вдруг неожиданно вернулся, прохрипев таинственно:
— И яблочки в карамели, пожалуйста. Три штуки.
***
Открыв глаза, Такемаса долго лежал на матрасе, смотрел в потолок, недовольно хмурясь и силясь проснуться. Мысли расползались сонными овечками, неуверенно блея о том, что должно вставать, что есть дела, что не стоит залеживаться. Даже в такой особенный день.
— В дверь, что ли, стучали? — хрипло протянул он, медленно садясь.
— Угу… — раздалось справа. Глухое мычание сменилось тихим шуршанием тканей одеяла, накрывающего с головой. Из-под него осталось видно только светлые локоны, в которых все еще пестрели мелкие цветные кружочки после бала.
Такемаса слабо улыбнулся мазкам розовой и зеленой пудры, коснувшись кончиком пальца светлой прядки и вытянув один из бумажных кружков. Розовый, самый подходящий цвет. Сдув с пальца бумажку, он потянулся, с зевком встал с матраса и вышел из комнаты, неторопливо спускаясь на первый этаж. Стук повторился. Значит, не приснилось. Торопливо натянув брюки с широкой рубахой, Такемаса руками пригладил растрепанные волосы, почти сбив остатки пудры, и открыл. На пороге мялся незнакомый мальчишка.
— Вам письмо, уважаемый, — проблеял он, протягивая тонко скрученный свиток, перевязанный льняной нитью и скрепленный сургучной печатью.
— Ошибочка, не я хозяин, но я ему передам.
— Нет, уважаемый, письмо вам. Господину с зелеными волосами, ночевавшему в доме многоуважаемого Хийори.
Спустя пару мгновений Такемаса забрал послание. Выглядело солидно, как заказ от знатного господина. Должно быть, кто-то из приглашенных приметил его на балу и решил не упускать своего шанса. Такемаса хмуро кивнул и махнул ладонью, прогоняя мальчишку, всё топтавшегося на крыльце. Мелких монеток у него давно не водилось, как и крупных, а накануне последние запасы ушли на восхитительное вино и дорогие закуски в честь приятной встречи. Дать посыльному было нечего. Тот надул губы, но сдался и ушел. Такемаса закрыл дверь, задвинув щеколду, оперся спиной на стену и осторожно с хрустом надломил коричневую печать, отрывая от бумаги. На свитке совершенно бесхарактерным почерком было выведено короткое письмо. Просьба о встрече. Без всяких подробностей о самом деле.
Внимательно осмотрев бумагу на просвет, Такемаса хмыкнул, складывая письмо небольшим прямоугольничком и перевязывая той же нитью. Никаких тебе ошибок, клякс, жирных пятен. Знатный. И весьма осторожный. Спрятав до поры письмо в карман рубахи, мужчина прошел на кухню. В ней было светло и ужасно тесно. Дом весь казался крохотным, но кухня всё же давила. Отыскать мятный чай оказалось непросто, Такемаса гостил здесь редко и обычно не брал на себя наглость хозяйничать. Дожидаясь, пока закипит вода в ковшике на небольшом глиняном очаге, он еще раз коснулся кармана, чувствуя жесткую бумагу сквозь ткань. Такемаса давно пообещал себе не вмешиваться в мутные дела, но заказов не подворачивалось пугающе долго, а написавший письмо, похоже, был богат, мог заплатить немалую сумму. При удачном стечении обстоятельств даже большую, чем он брал обычно, — некоторых богачей удавалось уговорить на доплату, если дело оказывалось скользким. Поставив на поднос две чашки и заварник с ароматным даже в засушенном виде чаем, Такесама открыл один из сундучков, стоящих на столе вдоль стены, достал прятавшийся там сверток пергамента, что вчера смог незаметно подложить. Чимы были еще мягкими, даже сладкая пудра совсем не обсыпалась. Когда вода закипела, Такемаса залил чай, подхватил поднос и медленно заскользил к спальне, всё продолжая размышлять о работе, прикидывать так и эдак. Хозяин дома уже сидел на краю постели, укутавшись в тонкое одеяло и жмурясь от пробирающихся через окошко солнечных лучшей. Опавшие кудри лежали по зябко поджатым плечам светлыми змейками. Из-под одеяла виднелся расписанный узором пышных цветов хвост розовой шелковой накидки, которую он так и не снял после бала и бурной ночи, когда не мог уже сопротивляться накатившей усталости и сонливости.