Жюстин опять взглянула на часы: без четверти пять, скоро утро... засну ли ещё сейчас, да и стоит ли спать?.. Подтянула край пододеяльника к глазам... Она любила думать о сказках: там детское удивительно соединяется со взрослым, с тем, что как бы просит углубиться, осмыслить... И вместе с тем - почти всегда, кроме "Оловянного солдатика", - всё хорошо заканчивается. Дюймовочка находит своего хрупкого и царственно капризного эльфа, Герда находит Кая... И Кай становится таким же, как был раньше... Но он и у Снежной королевы иногда вдруг начинал говорить тем же голосом, что до осколка, - не резким, а печально-певучим... да, когда она спрашивала его, помнит ли он, что такое добро, красота и любовь... Он неожиданно вспомнил тогда Герду... что-то засветилось в нём на несколько мгновений... И мама с папой подчас становятся опять такими же, как были все годы!..
И вот, не далее как буквально накануне, вчера вечером, Жюстин поехала с двумя подругами-одноклассницами на подростковый фестиваль в окружном культурно-развлекательном комплексе, на расстоянии примерно часа езды. Туда, к шести вечера, их взяла мама Валери, а около одиннадцати, к концу фестиваля, - как договаривались, приехал папа. Он расспросил их - как было, - и они восторженно рассказали, было замечательно интересно; а потом - ехали сквозь темноту по широкому, разгороженному посередине шоссе, и три девочки, сидевшие сзади - рядом с водителем в этом возрасте ещё нельзя, - стали увлечённо обсуждать остросюжетный американский сериал, о котором весь класс толкует на переменках. Они говорили о страшной трагедии, постигшей Роберта по прозвищу Белый Ястреб - частного детектива, молодого, отважного и безошибочно распутывающего сложнейшие преступления. В предпоследней серии изобличённая им банда убийц, которую вот-вот должна была схватить полиция, сумела выследить его, ехавшего с женой и десятилетним сыном по трассе среди скал Юты; в них стреляли несколько раз - прицельно, пытаясь убить, - к счастью промахнулись, но пробили одно из правых колёс... Тогда Роберт, умевший планировать и действовать молниеносно и сверхоперативно, дотянул, отрываясь от них, на запредельной скорости, на одних левых - как гонщик, вздыбив машину, - до изгиба, скрывшись на полминуты от вражеских глаз... Там он за пару секунд вытащил впавших в полуобморок женщину и мальчика и успел, заслоняя их собой от выстрелов из бандитского джипа, скрыться с ними за выступом скалы... Потом - столь же мгновенно спрятал их в едва приметной расселине, сам же, отвлекая огонь на себя и всё более отдаляясь от этого места, начал головокружительную, перемежающуюся с невероятными прыжками и падениями наземь за миг до пули, перестрелку с четырьмя злодеями. И ему всё-таки удалось заманить их, всех четверых, на плоский выступ, откуда не было спуска... Он победил, он уже держал их на мушке, будучи сам под прикрытием огромных смыкающихся клыкообразных камней... И можно было перестрелять их, и Роберту - так чувствовала Жюстин, когда смотрела фильм, - хотелось бы сделать это... Но, поколебавшись пару мгновений, он вынул из чехла мобильный телефон и позвонил в отдел спецназначения полиции... И вот убийцы вынуждены сдаться прибывшему отряду оперативников, а герой обнимает спасённых жену и сына. Но один из арестованных, когда его уже вталкивали в полицейский вертолёт, - обернулся, бросил на них бешеный взгляд и сжал кулаки так, что костяшки пальцев - схваченные в этот момент крупным планом, - стали похожими на плотоядную челюсть... И женщина подняла взгляд на Роберта и прошептала: "Я боюсь..." А потом - испуганные глаза мальчика... Тем и завершилась серия. И Жюстин показалось - в связи с этой историей ещё может случиться что-то ужасное; и буквально за два дня до этой поездки на фестиваль, когда она включала телевизор, чтобы смотреть продолжение, - ей было страшно...
И не напрасны были её предчувствия. Двое из четырёх бандитов, в том числе тот, бешено глянувший, сумели, воспользовавшись оплошностью тюремной охраны, бежать; и раньше, чем Роберт успел узнать об их побеге, они - когда он был в своём рабочем кабинете, - с нечеловеческой жестокостью отомстили ему: они подстерегли его жену и его сынишку, выходивших из дома, и - расстреляли их револьверной очередью... И - похороны: герой, потрясённый и сломленный чудовищным горем, стоит на коленях над двумя свежими могилами, уткнувшись головой в венок цветов; и показывают лица тех, с кем он дружит и работает, и вот молодая женщина, то ли адвокат, то ли юрисконсульт, давно и безответно - такое впечатление складывалось, - влюблённая в него. Она скорбно смотрит... и - конец серии...
Девочки обсуждали всё это взбудораженно и беспорядочно, но Жюстин, то и дело посматривая на отражавшееся наполовину в переднем зеркале лицо отца, показалось через несколько минут, что он начал вслушиваться, и не просто с интересом, а с неким сквозившим в глазах напряжением. Потом, когда одна из девочек... кажется, это была умная и начитанная, но порой простодушно откровенная Валери... сказала - "У него что-то будет, наверное, с этой адвокатессой", - папа внезапно обернулся на миг и спросил: "Так он, этот Роберт... он, получается, мог их убить тогда, всех четверых?" "Да, господин Андре, - ответила, обрадовавшись возможности поговорить о любимом сериале и со взрослым, общительная и любящая порассуждать Бланш, - но, понимаете, он не решился... он подумал, наверное, что это будет убийством... что их судить надо..." "А вы тоже иногда, значит, смотрите?.." - удивилась Валери... да, мало у кого родители в курсе таких телеэпопей, это больше для молодёжи и для имеющих свободное время пенсионеров... "Нет, не смотрю, но контуры сюжета ухватил... и, значит, они стреляли в жену, в сына, - уточнил он, - стреляли, зная, что они в машине... и ему было, наверное, ясно, что они опять выстрелят, если смогут?.." "Да, - согласилась Бланш, - но откуда же он мог знать, что они сбегут? Это жуткая случайность, что они вырвались..." Отец хотел ответить, но осёкся и промолчал, обдумывая что-то; и Жюстин молчала, пытаясь поймать в зеркале его глаза... и вот - поймала, и увидела в них нечто обращённое именно к ней, вопрошающе-тревожное... И ей как будто физически передалось его напряжение, она более, чем почувствовала, - ощутила, - насколько нужны ему именно её слова... и что же, что же должна я сказать?.. И перед её внутренним взором закружилась череда образов: Одиссей, и Паламед, кладущий младенца перед неким... чем там пашут?.. остриём... и оловянный солдатик, летящий в огонь, брошенный туда злым троллем... троллем, в которого некому было всадить пулю или стрелу... и "добрый юноша" из сказки, сложенной далеко на востоке, - выстреливший в увиденную им впервые чёрную птицу-ведьму, выстреливший не колеблясь, чтобы надёжно, чтобы навсегда уничтожить зло, грозившее его любимым... Всё это промчалось перед нею, и она медленно произнесла: "Роберту теперь будет страшно думать, что он... что он их... они ведь так боялись, она шепнула - я боюсь... что он их... не совсем защитил... не всё сделал, что можно было, для их защиты..." Сказав это - не очень связно, с запинкой, - она опять встретилась глазами с отцом... и теперь взгляд его был совсем иным: он был переполнен в этот момент - так уловила Жюстин, - восхищённой благодарностью... И это, обрадовав её, в то же время и напугало: почему вдруг его это так волнует, что ему, папе, в самом-то деле, до этого американского телегероя?.. "А что бы вы сделали, господин Андре, на его месте?" - с неподдельным любопытством спросила Бланш... и - почти одновременно, - Валери, о том же самом: "Вы бы иначе поступили, как вам кажется?" Он вновь чуть обернулся - и взволнованно, но вместе с тем и с некоей азартной, звонкой уверенностью, сказал: "Я - убил бы их. Убил бы стрелявших в тех, кого я люблю... тех, кто мог бы ещё выстрелить... Без всякого суда убил бы. Потому что... понимаете, девочки, - если спасаешь, надо спасать до конца!.."