- Мама, посмотри, что нам дали! - Пьер звонким голоском рассеял её видения, показал ей и папе набор печаток с изображениями мультгероев: эльфики, феи, принцы...
- Ой, прелесть, дай-ка посмотреть!.. - она прижала его к себе, как спасательный круг, - дай глянуть на твои детские вещицы, вытяни нас из печали, из надлома, из тревожных предчувствий... - Андре, ты видел? - они склонились вместе над пакетиком печаток, их щёки соприкоснулись. - Всё хорошо? - прошептала она, стараясь, чтобы голос её не звучал испуганно...
- Всё хорошо, Луиза... - он ответил вроде бы умиротворённо, но в глазах его что-то отчасти напоминающее ТОТ вечер, когда они сидели вчетвером в гостиной и он - тайно от неё и от детей, - собирался ночью ТУДА, на тот островок... собирался убивать, спасая их... и вот тогда тоже у него был такой взгляд - и растерянный, и сосредоточенный на чём-то своём... Но могла ли я тогда знать, что душа его простёрта между двумя краями бездны - между обречённостью и беспредельной решимостью?.. А смотрел ли он тогда так, или я потом вообразила это? И сейчас - не кажется ли мне? Или у него тоже мелькали некие образы?..
- Люди расходятся, мы поедем уже скоро, - сказал он. - Давай, сынок, поздравь ещё раз именинника... допивай чай, Луиза; а хочешь, я кекс тебе принесу? - Нет, может быть, у него и нормальное настроение; и почему бы нет, он же вчера так радовался...
- Да не стоит, на работе Люси тортиками шоколадными угощала - у неё десятилетие свадьбы... Я не устояла, взяла два... - И как же сладостно говорить о таких вещах!..
Они поехали к дедушке с бабушкой - за Жюстин; девочка уже сделала уроки и смотрела телевизор - вернее, слушала музыкальный канал... она уже любит эти песни с женским надломом: "... Он говорит про любовь, как говорят про машины!.." Но не возражала, когда дедушка собрался, глянув на часы, переключить на новости... Они сидели за столом, пили чай, и перед ними мелькали кадры международной хроники. Вот опять, очередной раз, про террористов, выслеженных и пристреленных где-то, - и про то, что звучат голоса правозащитников, усматривающих в этом незаконно-негуманное деяние... А Андре - только что думавший вроде о чём-то другом, - оказалось, уловил последние фразы. И сказал - резко, убеждённо: "Правильно сделали!.. Если закон велит заботиться о врагах, а не защищать близких, которым они угрожают, - тем хуже для закона, каким бы он там ни был международным". Луиза понимала - трудно ему удерживаться от таких высказываний... но эти его слова усиливают у родителей впечатление, что он "не совсем такой", как был раньше... И в самом деле, Винсен-старший внимательно посмотрел на него... затем - явно вызывая на следующую реплику, чтобы лучше почувствовать настроение сына, - "предостерёг": "Ты в разговорах с чужими, особенно на разных мероприятиях, старайся не афишировать свои разногласия с мировой общественностью, политкорректностью и прочими..." Он замялся на секунду... "Фетишами, - подхватил сын, - никчёмными и... злыми, потому что... знаешь ли, папа, общественность - мировая или любая иная, - пусть уж лучше осуждает, чем оплакивает..." И опять - пристальный, отчасти обеспокоенный взгляд отца; но мама разрядила обстановку, попросив маленького Пьера рассказать, что было на дне рождения...
И всё же хорошо, думалось Луизе, что родители видят его сейчас оживлённым, не погружающимся то и дело в мысли и образы, о которых он не может рассказать им... А почему Жюстин сидит задумчивая и даже не раздражается на бабушку, что та несколько навязчиво уговаривает её ещё покушать? "Да не надо" - тихо ответила, вздохнула... ... встала из-за стола, уединилась у окна, смотрит, кажется, на перекрёсток, где, повинуясь светофорам, то один, то другой поток машин останавливается и уступает дорогу... Подойти к ней? Нет, не надо... может быть, у неё свои видения... может быть, светлые - тогда жаль спугнуть... У неё скоро кончится детство, да и сейчас она уже совсем не по-детски иногда высказывается... доченька, не надо спешить во взрослость, она тебя дождётся; пока можно, смотри мультики, клади рядом, укладывая спать, мягких зайчиков...
Опять нахлынул тот образ вокзала, телефона-автомата, вздымаемого плаща... И опять Пьер вывел её из этой грёзы: "Мама, это правда, что я здесь на ночь завтра остаюсь?" "Да, хороший мой, - ответила она, - мы же завтра едем на спектакль, он поздно закончится..."
Потом - минут тридцать пять езды по улицам, по шоссе... Малыш заснул в машине - десятый час; Жюстин рассказала, что на начавшиеся каникулы не задали обязательных уроков, но желающим предложено написать сочинение на тему "Почему важна терпимость к живущим, мыслящим и чувствующим иначе?" - и вопрос заинтересовал её, ей хотелось бы высказаться. И отец, полуобернувшись, спросил: "А у вас уже было что-то об этом?" "Нет, - сказала Жюстин, - тема должна начаться после каникул; если кто-то напишет, - будем обсуждать в классе... Вы поможете мне, если я за это возьмусь?.." Он глянул на дочку, не оборачиваясь, в зеркальце... как день назад, подумала Жюстин, как день назад, когда он тревожно смотрел, ожидая её слов о герое американского фильма, о Роберте Белом Ястребе, не уничтожившем четверых, двое из которых потом убили его жену и сына... "Мы, конечно, поможем, - отозвался он секунд через пять, - но вспомни, как ты писала недавно о том, будет ли встреча с чужим разумом... Так вот, и теперь тоже - не стоит ни в интернете, ни у нас искать идеи: у тебя должны быть свои. А мы на них откликнемся, и именно это поможет тебе... скажем так - вырастить их. Не заменить нашими, а именно вырастить собственные... саженцы... те, что в твоей душе..." Девочка после длительного и серьёзного молчания - она, казалось, взвешивает, сказать нечто важное или нет, - решилась и произнесла: "Я так и знала, что ты это ответишь, папа; ты то и дело теперь, как будто в своей лаборатории, опыты ставишь - что я скажу... и интересно, почему это... и только ли со мной..." Винсен заметно вздрогнул от этих слов, переглянулся с Луизой... "Жюстин, я... это не опыты ни в коем случае... просто ты очень повзрослела, ты научилась мыслить самостоятельно, критически и творчески, и мне... нам... важно, чтобы ты обрела уверенность в этом своём умении". Да, подумала Луиза, в тот раз, когда она писала ту работу насчёт "инопланетян", Андре именно по этой причине посоветовал ей строить сочинение на своих личных идеях, а не на "материалах": пусть мыслит независимо... К тому же она и в самом деле повзрослела, а он, Андре... он стал, кажется, более "зрелым" после ТОЙ ночи, после того, что ему пришлось совершить; он менее, чем раньше, склонен высказываться, чтобы "показать себя" и несколько инфантильно самоутвердиться... Но вчера... вчера, в машине, когда они ехали домой - он же рассказывал об этом, - она верно почувствовала... да, когда она с девочками обсуждала тот сериал, он, ища её поддержки, тревожно "выжидал-проверял" - что скажет любимая дочка... И Жюстин, такая же тревожная и очень чуткая, "поймала нужную волну"...
Сейчас девочка отчасти поверила отцу, но её всё не отпускало много раз передуманное - то, о чём и в истекшую ночь мыслилось ей: что-то происходит с ними обоими, столь родными, любящими, любимыми... Луиза, уловив её состояние, перевела разговор: "Ты, я видела, мушкетёров взяла читать?.." И это оказалось очень удачным ходом: вплоть до конца поездки они втроём увлечённо обсуждали, насколько приукрашены дуэльные обычаи в изображении Дюма...