Он в несколько затяжек прикончил сигарету, без перерыва прикурил другую... Ему вдруг стало ясно - что сказать, - и он заговорил твёрдо, почти спокойно:
- Жюстин, я понимаю, что тебе очень страшно. И нам - мне и маме, - тоже. Мы боимся потока обстоятельств, над которыми не властны. Боимся этого не меньше, чем ты.
"Именно так; ей страшно, так пусть хотя бы не чувствует себя одинокой в этом своём страхе..."
- Но сейчас было не то, доченька... Нас БРОСИЛО туда...
"Господи, а надо ли это говорить... надо ли приоткрывать ей врата осмысления?.. Надо! - крикнуло что-то в его душе, - надо, потому что она хочет осмыслить... помоги ей, не прячься за её возраст!.."
- Нас бросило туда, - продолжал он, - и тебя за нами бросило... но ведь людей и в атаку, под пули и снаряды, "бросает" нечто... "нечто" внутри их самих... Мы часто не знаем, Жюстин, на что можем оказаться способны... мы далеко не до конца знаем себя... и не можем даже отдалённо представить себе, что за силы движут нами... и извне нас, и изнутри...
Винсену помогало сейчас то, что он и раньше много думал на эти темы. Особенно после ТОЙ ночи... Да, он и Луиза стали иными. Не то чтобы ему не случалось и прежде в иных случаях проявить решительность, но "бесстрашным" он никогда не был. И ещё полтора месяца назад, до ТОЙ ночи, мог ли он представить себе, что способен будет рискнуть жизнью?.. А Луиза... она ведь вообще никогда и за руль не садилась на автостраде, очень пугаясь многополосных трасс, где могут не дать перестроиться - и что тогда делать... И она - изрезанными руками извлекала, спасала его с этой девчушкой из машины, которая каждое мгновение могла взорваться... Здоровые мужчины были вокруг, но не они ринулись туда, а она...
- Я понимаю, папа, - сказала Жюстин более спокойно. Но видно было, что ей ещё надо уяснить себе - а вправду ли она понимает, и насколько...
"Мы чуть было не оставили её и Пьера круглыми сиротами... не думает ли она сейчас, что мы в этот момент забыли о них... предали их?.. Но нет, она не может думать это..." Он не умел объяснить это сам себе, но понимал и чувствовал: они с Луизой ни в коем случае не предали своих любимых детей. ТАК - не предают. Это иное...
Ему захотелось сделать и сказать что-то "обыденное"; он, привстав, метко, "удалым" движением запустил в урну, находившуюся метрах в пяти от них, пустым картонным стаканчиком из-под кофе. Улыбнулся слегка... "Вот так же в следующее воскресенье на лиге точно попадать - и поплывёт Тесье со своими свечками издали..."
Но Жюстин лишь краешком сознания уловила, что речь о том самом Поле Тесье, про которого папа часто рассказывал в прошлом сезоне - поскольку играл с ним несколько раз с переменным успехом, - и против которого ему предстоит, вероятно, сыграть и на ближайшем матче лиги, недели через полторы... Тесье, может быть, "поплывёт" - а мы куда плывём?... И опять ей вспомнился кораблик из её сна... А потом - сон, приходивший несколько раз, тот, в котором она была безмолвно-безвольным берегом под ударами неотвратимых волн... и пробуждение вчера утром, и то, что думалось ей о маме и папе... Мама похожа на нежную Герду из мультфильма ... но Герда могла пропасть, погибнуть, замёрзнуть... и она на подаренном ей олене по льду мчалась, и льдины под нею подламывались... И она - не могла иначе; но её не ураганом влекло... нет, это её "нельзя иначе" сидело в ней самой... Но она ведь искала Кая, которого любила... а незнакомого ребёнка - ринулась бы она спасать?.. - Жюстин чувствовала, что ей сейчас "не додумывается" нечто важное... и вдруг мысль взяла и "поймалась" сама... Герда трепещет перед Маленькой Разбойницей, не смеет ей ни на что возразить, только лепечет; но когда та водит по шее привязанного оленя остриём ножа, - эта же самая Герда бросается, заступаясь - "Нет!.. Не мучай его!.." Она не может не заступиться, ей и решать ничего не надо, это ею движет - безусловно и непреложно... А если бы Разбойница ударила её за это ножом, - что тогда? Тогда она не разыскала бы своего Кая, и он так и остался бы неоттаявшим... Значит, она предавала в то мгновение Кая, жертвовала его судьбой, отступалась от своего поиска?.. Нет! ТАК - не отступаются! Что бы там ни было, ТАК - не предают... И её осенило: Герда, которая НЕ бросилась бы заступиться за оленя, - такая Герда не отправилась бы за возлюбленным сквозь леса и вьюги. Это неразделимо...
- Я понимаю, - повторила дочка, взглянула на отца, и ему было ясно - это не про Тесье она понимает, она совсем о другом... И тут ему подумалось: "нас повлекло туда, к этой машине, то же самое, что ТОГДА устремило меня ночью на островок. Это неразделимо..."
Жюстин всё-таки раскрыла пакет, взяла "американское" колечко со светло-шоколадной поливкой...
- И всё-таки, папа, с вами обоими что-то делается, - повторила она сказанное несколько минут назад. - В вас будто бы засело что-то и не даёт вам покоя...
"И как же с этим быть? Лгать, что мы всё те же? Я не хочу ей так бездарно, так безнадёжно лгать..." Он вздохнул.
- Я не знаю, что тебе на это сказать, доченька...
- Ты знаешь, что сказать, но не хочешь сказать, - обронила она не с подростковой - скорее с женской интонацией. Он покачал головой, развёл руками, - дескать, ну что я могу поделать, если тебе кажется так... Она сидела, обхватывая-обнимая пакет с лакомствами, всё ещё чуть тёплыми, но остывающими постепенно... и не остывают ли вместе с ними свечи иссякающего, завершающегося детства её?.. Мюзикл, на который они не попали, "сдуло" из её сознания, как залетевший на балкон и исчезнувший почти мгновенно листик... Не было мюзикла... был рядом - это чудо, что он рядом! - папа, что-то, наверное, скрывающий, но бесконечно родной, и любимый, и любящий... И была мама, к которой сейчас пора ехать... И они оба свершили ранее немыслимое... и с этим надо освоиться... И малышка эта - что же с ней, что?..
- Поедем, папа, - Жюстин опять прильнула к рукаву отца, желая, кажется, немножко разрядить напряжение... Они пошли к стоявшей в двух шагах машине; очень быстро расплатившись, выехали; Винсену хотелось говорить о чём-то малозначимом, не драматичном, и он изображал - отчасти перед Жюстин, отчасти перед собою самим, - большую, чем испытывал на деле, озабоченность тем, правильно ли следует указаниям медбрата, объяснившего ему, как доехать до больницы... "Вот в этот переулок, кажется, теперь, правда?.. А дальше - налево и до третьего светофора... Вот он виднеется - тот, зелёный..." Доехали даже меньше чем за десять минут. Охранники без возражений пропустили их на больничную стоянку, даже на участок, вплотную примыкающий к нужному им входу. Они вбежали рука об руку в детское реанимационное отделение... Пусто... Нет, вот темнокожая нянечка вытирает полки шкафчика в уголке... а около слабо освещаемого удлинённой желтоватой лампочкой простенка - молодой парень, санитар, возится с чем-то матерчатым, сложенным вдвое... свёрнутая постель с матрацем, наверное... "Вы не подскажете, - спросил Винсен, - где тут девочка маленькая, дочь погибшей женщины... после аварии... полчаса назад?.." Санитар указал на дверь в глубине простенка, и почти в тот же миг из двери этой, полуоткрыв её, появилась медсестра - высокая, худая, лет сорока пяти, с бледным и обеспокоенным, вплоть до некоторого оттенка "траурности", лицом; одной рукой она двигала двухъярусную каталку с мигающими приборами... Из-за её спины выглянула Луиза - со сбившейся на макушке причёской, заплаканная; сделала ему призывающее движение забинтованной рукой... потом - вспомнив, что ему нельзя зайти внутрь без разрешения, - указала беспомощно-обречённым - как в ТУ ночь, когда письмо моё читала, подумалось ему, - жестом на что-то там чуть пониже - наверное, на койку, на которой лежала раненая малышка... Да, конечно... оттуда доносились детские всхлипывания - тихие и вместе с тем надрывные... И - голос, плачущий, зовущий: "Мама... я хочу домой... я хочу соску... мамочка, дай мне пить!.. мамочка, мне больно!.." Медсестра, увидев Андре и Жюстин, поняла, кто они. Приблизившись к нему сбоку, почти шёпотом, стараясь, чтобы слышал только он, сдавленно произнесла: "Очень тяжёлое положение... Сейчас её нельзя отключить от аппаратуры... сложно объяснять, но положение крайне серьёзное..." У него поплыли перед глазами некие пятна, превращаясь в насмешливые, издевательские клоунские маски... неужели напрасно мы вытаскивали её из машины, неужели прокляты и мы, и наши усилия, и всё тщетно?... Овладев собой, сказал - безжизненно-приглушаемым голосом: "МНЕ - не сложно объяснять. Я клинический провизор. Скажите, что происходит". Сестра сочувственно кивнула. "От удара обе почки очень сильно повреждены, с обильным кровотечением, - она вкратце описала симптомы. - Пока не ясно, удастся ли спасти хотя бы одну... если нет, понадобится донорская почка, будем запрашивать... И пересадка, может быть, потребуется сверхсрочная; нет уверенности, что на аппаратуре она долго протянет... Боли очень сильные, и нельзя ей всё время вкалывать химические препараты... вы понимаете, насколько это вредно... Она кричит - мама, - и держится за вашу жену..." Да, подумал Андре, душа этой малышки не приемлет, что мама мертва... отторгает этот ужас... Луиза замещает маму в её сознании... Ещё более неживым тоном, лишь бы не закричать от отчаяния, он спросил: "Что можно сделать? Если надо оплатить донорский орган, мы всё оплатим..." "Не в этом дело, это входит в страховку, - ответила медсестра, - главное сейчас определить, насколько необратима травма. Скоро здесь будет главврач отделения, его специально вызвали..." Помолчала и добавила: "Кроме того, ещё ушиб бедренной кости; она может хромой остаться... хотя это сейчас, конечно, не самое..." Лицо Винсена выражало во время этого разговора столько тоски и муки, что, увидев это, - дверь была всё ещё приоткрыта, - к нему на минутку выскочила Луиза, схватила за руки его и подбежавшую Жюстин: "Родные, её спасут... обязательно спасут... Её зовут Элиза... у неё глаза как бутоны тюльпана - ещё распуститься не успевшие... мы не дадим им погаснуть!.." Прижала их обоих к себе на мгновение - и опять рванулась туда, к плачущему ребёнку... Только что в твоих глазах была безысходность, подумал Андре, а сейчас ты утешаешь нас... И, делая всё для спасения этой девочки, ты тем самым ещё, наверное, и спасаешь мою душу... "Будем надеяться, - сказала сестра, - вы и в самом деле не отчаивайтесь... Мы потом ещё к вам будем выходить, сообщать - я или доктор..." Затем подтолкнула каталку, скрылась в полуосвещённом коридоре... Он еле дошёл до нескольких стоящих у стены стульев с подлокотниками; рухнув на один из них, почувствовал, что его бьёт то ли ознобом, то ли истерическим чем-то... тело и лицо дрожали, и рука не слушалась, выписывала круги, не попадала в карман, он не мог достать сигареты и зажигалку... впрочем, надо же сначала выйти, здесь же не курят... Жюстин увидела его состояние... "Папочка, тебе плохо?.." В глазах тоже - мука и тоска; Господи, ведь она сейчас действительно ТЕРЯЕТ нас, подумалось ему... она теряет нас - таких, какими мы были, к каким она привыкла... Сделал над собой усилие, сказал более или менее связно: "Это нервное; сейчас пройдёт. Принеси мне воды из кулера..." Пока дочка набирала холодную воду в прозрачный стаканчик из мягкой пластмассы, он сумел совладать со своими движениями, унять дрожь... "Я выйду на чёрную лестницу покурить..." Рядом вновь появилась Луиза. "Она сейчас забылась немножко... идём вместе..." Жюстин пошла с ними. "Доченька, принеси мне тоже водички" - попросила мама... И, используя полминуты наедине, вновь быстро промолвила ему: "Мы спасём её, мы ни за что не дадим... Сам Бог бросил нас туда; и ведь не может быть проклят тот, кто спасает ребёнка!.. Малышка будет жить, она обязательно будет жить!.. Дай мне сигарету, Андре!.." В её лице было сейчас нечто восторженно-жертвенное, естественно сочетавшееся с очень экзальтированной речью, к которой она вообще была склонна - и по натуре, и под влиянием прочитанных книг... Он не успел ответить, но ему стало легче, он ощутил нечто вроде защищённости. "Как будто мысли мои передались ей... мне только что подумалось - неужели мы прокляты; а она - не может быть проклят тот, кто спасает ребёнка!.." Ему казалось, от её лица и голоса шарахнулись прочь те померещившиеся ему минуты три назад насмешливые личины, - словно бы рассеял их прозвучавший из уст Луизы глас самой Надежды...