Выбрать главу

И он ощутил вдруг некую "вину" перед этой Элизой, оставшейся без мамы, кроме которой её, значит, никто не любил. В чём я виноват, подумалось ему? В том ли, что перед лицом этого ужаса помыслилось ему - хорошо, что она не "из этих"?.. Не хочу, не согласен, - душа его, как будто рванувшись с кулаками на некий безмолвный источник каверзных вопросов, вновь закричала - я не в ответе за мысли!.. Детский дом, интернат... Ему припомнилась услышанная от Луизы менее суток назад история убитой им "Клэр"... Не хочу и об этом тоже, не хочу!.. А это дитя? Малышка, у которой не осталось близких и которую едва ли примет, которой едва ли будет рад этот калабриец там, у себя... Но ясли, да и вообще это всё - потом, потом... мы же не знаем, будет ли она жива!.. Но мы же вытащили её... не может это быть напрасно, не может быть такой чудовищной насмешки!.. Надо же, я вновь о "нас", о себе, ради себя... Но это теперь уже... мы уже не можем без того, чтобы она жила, и она уже не отпускает Луизу... "о нас" и "о ней" - это уже не разделить... Боже, я не согласен казнить себя за мысли, слышишь?..

- Папа, ты... тебе опять плохо? - Жюстин потянула его за рукав к стульям. - Папа, сядь... давай я тебе воды...

- Я понимаю, вы пережили стресс, - сказала женщина. - Действительно, посидите спокойно... я сейчас в регистратуру, мне надо будет переговорить там... в общем, я, наверное, вас ещё увижу.

"Почти девять уже" - слегка удивился он, облокотившись на спинку стула и очередной раз взглянув на экран мобильного телефона. Жюстин принесла холодной воды, он выпил залпом. "Странно, что курить не хочется... неужели температура?.. Нет, наверное, просто от стресса, она права... А как же там Луиза, ей-то отдохнуть бы хоть немножко..."

Именно в эту минуту Луиза вышла и подсела к ним. "Она заснула... Врачи будут готовить её к операции по пересаживанию..." Рассказала о том, что будут пересаживать почку, что придётся ехать в центральную больницу департамента.

Он достал мобильный. "Давайте я сейчас позвоню родителям". Набрал номер. "Мама, послушай... что? Папа спит? Ладно. У нас всё нормально, не волнуйся, только, понимаешь, мы на спектакль не попали... Мы оказались вблизи тяжёлой аварии, в которой пострадал ребёнок... Мама, с нами всё в порядке, ты можешь не перебивать и выслушать?.. Так вот, сразу надо было применять химические препараты, успокоительное; нужна была консультация фармаколога... я, по случаю, находился там рядом... ну, и, конечно, контролировал, и теперь получается так, что на мне частичная ответственность... Мама, да почему под суд? Дело не в этом... я не могу быть ни в чём виновен... я о моральной ответственности... в общем, мы сейчас в детской реанимации... Мама, ради Бога, ... ну вот, пожалуйста, поговори с Жюстин..." Передавая телефон дочке, сделал знак - успокой бабушку... Она не подвела. "Бабушка, не беспокойся за нас, папа тут решил остаться, пока этой девочке что-то вкалывать должны... а потом мы уедем. Ну, может быть, ночью, ну и что же?.." Снова передала аппарат отцу. "Мама, дай Пьера... Малыш, как дела, во что играешь?.. Иди уж спать, а? Мы тебя целуем все... Наверное, завтра приедем... Да, конечно, я с тобой обязательно... и в кегли, и в ракетки... Спокойной ночи тебе!.. Да, мама... ты его уложить постарайся до половины десятого, почитай ему, может быть, Карлсона, мы начали недавно... вторую главу можете... Папе расскажи обо всём, только без надрыва, с нами ничего не случилось... Нет, что ты, поедем только вместе, я Луизу ночью по шоссе не отпущу... Ну, так не выспится, подумаешь, у неё каникулы... Всё, пока, не волнуйтесь, если по домашнему не ответим..."

- Ну вот, хоть это уладил, - он по обыкновению проверил, разъединилось ли... запрокинул голову, чуть расслабился. - Хорошо, что здесь детская реанимация отдельно, - тихо, не снуёт никто...

Открылась дверь кабинета, вышел главврач; увидев их, протянул руку Винсену.

- Она сейчас спит, мы ей ввели успокоительное. Я не уверен, что вам необходима, - он запнулся, - эта бессонная ночь. Вы могли бы сейчас уехать домой.

Луиза всплеснула было руками; он быстро продолжил, остановив её:

- Нет, вы-то, мадам, конечно... ребёнок зовёт маму и... идентифицирует вас с ней, поэтому ваше присутствие... Но ваш супруг и девочка могли бы переночевать дома и приехать к вам утром, в окружную...

- Доктор, об этом не может быть и речи, - твёрдо сказал Андре. - Мы не оставим... понимаете, и дочка наша тоже - она ведь всё видела. Нам не до того, чтобы "ночевать"... да и вообще что-то ещё делать, пока эта малышка в опас... то есть, - он с мнительной тщательностью построил фразу, - до того момента, когда она, дай Бог, будет вне опасности... Вот разве что в круглосуточный магазин съезжу, наверное, - зубные щётки, пасту купить, ну, и переодеться...

- Ну, если так, - доктор покладисто кивнул, - хорошо; отделение тихое, вы можете, конечно, здесь находиться. Но я при всём желании не могу сказать вам, сколько времени это всё займёт. И во сколько надо будет ехать туда, в центральную, - тоже не имею пока ни малейшего представления. Сначала оттуда должны сообщить, когда к ним доставят донорский орган и в котором часу там смогут начать операцию...

Когда он скрылся за дверью, Луиза достала из сумочки женскую сигарету, они вновь вышли втроём на служебную лестницу... На них снизошло некое подобие умиротворения. "У вас болят руки?" - спросила вдруг Жюстин. Возможность вопроса об этом всплыла в её сознании только сейчас, когда с малышкой что-то отчасти определилось, - настолько малозначимым это было до сих пор. "Самую чуточку" - улыбнулась мама. "Ничего же не сломано, а порезы никогда долго не болят" - успокаивающим тоном медработника подхватил отец. "Должно ведь полностью зажить, правда, папа?.. А то у мамы, я видела, от локтей до пальцев порезов множество..." "Заживёт, доченька, - сказал Винсен. - И знаешь... останутся следы или нет, наше с тобой и с Пьером сказочное, изумительное счастье, что именно эти руки... в общем, ладно, тебе ли не понять..." Чуть смущённая Луиза не успела ничего ответить; девочка сжала в своих ладонях их забинтованные кисти и опять - с любовью и ожесточением, как два часа назад про уносимый ураганом домик, - полушёпотом воскликнула: "Я не могу... мы не можем без вас; и мне кажется, что я теперь всегда буду за вас бояться!.." И в ответ можно было только обнять её... и папа ещё тихо и как бы вместе с ней и самого себя стараясь убедить проговорил: "Тут уж ничего не поделаешь, Жюстин: не за кого бояться только тем, кто одинок..."

И можно было сидеть некоторое время молча, отчасти расслабившись - уже там, близ реанимационной палаты, - не совсем молча, но переговариваясь изредка, иногда закрывая глаза... Как же мне нужны, думала Жюстин, как же нужны нам с Пьером ваши руки, руки, спасающие до конца; как же страшно должно было быть той Элизе, из сказки, у которой злая мачеха и ничтожный предатель-отец... Её вдруг поразило то, о чём ей раньше не думалось: а где родители Герды и Кая? Их как будто бы и вовсе нет; да и вообще в сказках почему-то мамы почти никогда не бывает, а вместо папы - некое пустое место, некто не способный и не желающий заступиться... И вот уже мир любимых сказок предстал перед нею теперь тёмной, жестокой, ненадёжной своей стороной - чем-то напоминая красочный, но пугающе-чуждый мир волшебников в "Гарри Поттере". Она сказала родителям тогда, во время поездки в Париж, что не хотела бы жить в таком мире; и действительно - не хотела бы... Но где бы желала я очутиться, думала она? Там, где нет страха? Но не боятся за близких - верно сказал папа, - только те, у кого их нет, кто одинок на свете... Там, где нет опасности и боли? Но опасность и боль - они не только в нашем мире, они и в сказках обступают живущих отовсюду... И куда плыл тот кораблик из последнего сновидения? Казалось - не к диким краям, а к доброму и светлому граду... Может быть именно туда, где всё будет хорошо?.. Но во сне он подплывал, он уже свершил путь; а мы - не в бурном ли, не в открытом ли море сейчас? И сколько же ещё пробыть нам в тревожном и опасном нашем пути?.. Девочке хотелось поделиться этими раздумьями и образами, но родители сидели рядом уставшие, они, наверное, сейчас жаждут немножко покоя... да и не облеклось ещё то, о чём думается, во что-то чёткое, что было бы легко пересказать...