Опять Харибда и Сцилла; и в воображении Луизы пронеслось вчерашнее видение, пришедшее к ней в игротеке, - вокзал, телефоны-автоматы, гудок поезда, дождевой плащ... прощание - с кем, когда, почему?..
А Жюстин была спокойнее их обоих. Она печально думала о том, что у подруг будут каникулы, а у неё - общий наркоз, операционный стол, и нечто острое, что вскроет ей тело. А потом - если обойдётся... да, если обойдётся; она не маленькая, она знает, что от наркоза иногда не просыпаются... Но если обойдётся, - тогда, неизвестно сколько, в больнице, потому что будет это самое... заживление. А дальше - наблюдаться время от времени... И точно ли уж совсем "нормально" живут с одной почкой? А если и так, то - все ли? И не надо ли будет "диету" соблюдать?.. А она так любит сладкое, сдобное; и ей всегда было так жалко девочек и ребят, у которых "целиакия" и которым нельзя есть продукты с этим... гульденом?.. нет, гульдены - это голландские деньги когда-то были, папа рассказывал, когда мы ездили в Амстердам, - а сейчас там тоже евро... нет, это называется иначе, но это содержится в булочках, пирожных... и таким детям можно только "диетическое"... Неужели теперь и мне тоже, думала девочка?.. А чего ещё будет "нельзя"? Ну, положим, если чего-то там спортивно-нагрузочного, так это ладно - она никогда к атлетике и не тянулась; ну, а ездить куда-нибудь надолго... с классом выезжать, и в другие страны?.. Да нет же, можно это всё, папа ведь говорит, что донору потом только раз в несколько месяцев надо к врачу, да и то лишь поначалу...
Но если и будет что-то и в самом деле "нельзя", то - что тут поделать?.. Потому что если отказаться и не лечь на этот самый стол, то нельзя будет... нельзя будет жить! Потому что тогда эта Элиза, эта малышка... нет, это невозможно...
А детей, оставшись с одной почкой, иметь можно, это точно, папа сказал, а он же знает... А знает ли? Он же не врач... Нет, папа знает, и на папу... на него можно безусловно полагаться... И на маму, и на него. Да, он сейчас плачет, а несколькими минутами раньше дрался и выкрикивал дикие ругательства; но любой человек бывает слабым, это - можно, я это понимаю!.. Взрослые тоже бывают слабыми - ну и что же? Разве он и на меня не сердился, не кричал когда-то?.. И на Пьера? И на маму? Но я точно знаю - он всё отдаст ради нас! Они оба отдадут всё!
Жюстин не могла объяснить сама себе, почему она в этом не просто уверена, почему она это столь точно знает. Но она - ЗНАЛА.
А сейчас, думала девочка - даже скорее ощущала-предчувствовала, чем думала, - они подпишут согласие на то, чтобы она отдала почку. И не предадут её тем самым, а - спасут! Спасут от того, чтобы жить с мыслью о том, что сама она могла спасти, но не спасла!..
И ещё поддерживала Жюстин мысль - тоже скорее ощущение-сопереживание, - что, отдав почку этому ребёнку, она сделает для родителей нечто сверхважное... Она поможет, она даст им возможность быть спасающими до конца! Именно так, как папа тогда сказал в машине, двое суток назад - ей и двум её подругам...
- Я всё ещё надеюсь, - промолвила вполголоса Луиза, перекрестившись, - что произойдёт некое чудо и что можно будет обойтись без этого... "Зачем, - тотчас подумалось ей, - зачем я это сказала? Кого из них я этим пытаюсь утешить? Или себя?.. Но ведь это же буквально через несколько часов, наверное, предстоит, откуда может прийти чудо?.. Жюстин, доченька, неужели мы позволим, чтобы ты... но ведь ты не сможешь иначе, и, не позволив, мы проклянём себя... А что я с ним делаю, с Андре? Я обольщаю его пустышкой... Нет, я же и сама, вопреки всему, надеюсь... а он - разве он сам не понимает, сколь призрачна эта надежда; но так ему будет всё же менее невыносимо принять... свыкнуться..."
А он немного приподнял вымокшее в слезах лицо, продолжая лихорадочно затягиваться, и сказал - с хрипом, то и дело сбиваясь на полусвистящий шёпот, подобный тому, который бывает в припадке или в агонии:
- Без этого? Как бы не так!.. Нас теперь уже никогда не отпустит, мы в капкане, Луиза, в таком капкане, из которого только под нож - и на чей-то там пиршественный стол, как дичь, лакомая дичь, понимаешь?.. Я сделал всё, чтобы никто из нас не стал дичью, не стал поживой... но мы стали ею, нас смачно разделывает сейчас, наверное, сам дьявол... он нас всех освежует не торопясь - и будет жрать... понимаешь, жрать и облизываться... Жрать нашу плоть, наши чувства, души - медленно, живьём... Что ты крестишься - думаешь, это поможет? Я, думаешь, не крестился тогда, в ТУ ночь, - и ДО, и ПОСЛЕ?!. Я надеялся, что мы выпутаемся, я любил вас, понимаете, я вас спасти хотел - а дьявол просто взял и подержал нас на медленном огоньке, чтобы ему теперь вкуснее жрать нас было! Нас и дитя наше!..
Луиза, растерянная, сжала его руку, взглянула с ужасом - ты упоминаешь ЭТО при Жюстин... Но он вырвал руку - сильно, резко, - и почти крикнул:
- Ты и дальше скрывать думаешь? Нет, она должна всё знать! ВСЁ! Я от тебя тогда скрыть хотел - ты мне не дала, заставила сказать!.. А теперь - и она не дала, потому что если она идёт на ТАКОЕ, то как же от неё утаивать?.. Молчи! - он отмахнулся от жены, опять попытавшейся что-то произнести и коснуться его плеча, - отмахнулся, чуть не ударив её... Жюстин, испуганная теперь больше их обоих, не в силах была выжать из себя ни звука - только переводила глаза с матери на отца и обратно...
Это не жестокость с его стороны, поняла Луиза; просто он - чего я и боялась, - не выдержал, не смог нести на душе своей две ноши... Две ноши, одна из которых - то, на что предстоит пойти, другая же - груз хранимой от бесконечно любимой и уже теперь полувзрослой дочери тайны. Вот он и сбросил - или, скорее, уронил, - этот груз, согнувшись и зашатавшись под непосильной тяжестью... "А я и в самом деле только потому, наверное, и держусь, что ещё и его сейчас надо... охранять от отчаяния, прижимать к себе и хоть чуточку утешать...
- Молчи, - повторил он уже тише, прислушиваясь - так ей показалось, - к плеску собственных душевных волн... - Как же от неё утаивать, Луиза, если она на это идёт не только для того, чтобы... она же и ради нас идёт, она же чувствует, что мне... ведь ЭТО я сделал... нужно искупление!..
И Луиза подумала: это не только слабость с его стороны - он прав! Девочка чутко уловила, насколько нужно им спасти эту малышку не только ради неё самой, но и искупая некую вину; и она жертвует в том числе во имя их искупления; и ей ли, если так, не знать, ЧТО она искупает?.. И ещё для того надлежит рассказать ей всё, чтобы, жертвенно ложась под нож и рискуя жизнью ради той крошки, знала она, что и ради НЕЁ - тоже было сделано всё. Что и ЕЁ тоже спасали - любой ценой!.. И, кроме того, может быть, рассказав ей о том, как защитил нас всех, он сможет укрепиться душой, стать сильнее!..
- Хорошо, Андре, - и опадающим, и в то же время доверительно-поддерживающим голосом только и успела промолвить Луиза, и они оба взглянули в глаза Жюстин - не просто широко раскрытые, а словно бы взрезанные тем самым хирургическим ножом, который через несколько часов... Глаза эти с безмолвной и тревожной скорбью вопрошали: "Что? Что за ужас я должна знать, папа?!." Ибо около двух месяцев томил её душу образ некоей скрываемой от неё пучины; но пучина эта была завешена пеленой незнания - а теперь отец хочет сдёрнуть пелену и посвятить её, Жюстин... во что? Луиза вспомнила свой кричащий шёпот в ТУ ночь, когда он вернулся... кричащий шёпот, а затем - безмолвный ужас, когда она поняла, что он СКАЖЕТ... и дрожь в преддверии узнавания...