Она продолжала думать об этом и во время лабораторных процедур, и потом, когда медсестра Лорен повела её на другой этаж к ещё одной женщине, полуседой, в очках и с очень косо прикреплённой к халату именной табличкой, - к дежурному анестезиологу. "Я объясню тебе, что такое общий наркоз, - сказала женщина, - хотя делать его будут не здесь, а на месте операции". Жюстин слушала не вникая, да и папа ведь рассказывал уже об этом...
Папа!.. Но ведь он меньше часа назад рассказал и о таком, что... Девочка удивилась, что ей некоторое время об этом и не вспоминалось; услышанное принялось и поначалу как будто провалилось куда-то вглубь души... и только вот теперь это начинает всплывать... И ей отчётливо припомнился сейчас ТОТ вечер: они вчетвером в гостиной, Пьер что-то говорил о новом мальчике в садике, а ей, Жюстин, папа географию проверял, и был не совсем внимателен... а она спутала Македонию и Каледонию... Да, конечно, это же тот самый вечер!.. А потом папа ушёл в "кабинет" - что-то "обдумывать", "уяснять", так он сказал... да, он, наверное, думал там, как же сделать ему этот свой снаряд... И мы спали, а он поехал в аптеку, а оттуда - в тот лес... и сделал ЭТО... А если бы кто-то из ТЕХ сторожил? Тогда они убили бы его... И он никому не сказал, КУДА идёт... да как же можно было бы сказать, разве мама его пустила бы? И мы?.. Что он должен был там чувствовать?... И могла ли я думать, что мой папа, наш папа будет способен на такое?.. Он ушёл в ночь - один; он спасал нас всех... мы мирно спали, знать не зная - где он в это время; а он был наедине с очень возможной смертью... И, значит, об ЭТОМ они с мамой шептались потом, под утро, - он вернулся и, получается, уже тогда, ночью, рассказал ей всё... А потом они не хотели нас пугать - и выдумали этот ремонт... Он потом расскажет, обязательно расскажет... он убил, но ведь это же террористы, которые хотели нас... А террористы - ведь это те, кто убивает и маленьких, и слабых... И папа, и мама рассказывали, да Жюстин и сама в интернете читала - в Париже когда-то были взрывы в метро, и ни в чём не повинные люди погибали... И в других странах бывает такое: по телевизору иногда передают об этом... Ну конечно, вот и в Америке когда-то обрушили два огромных небоскрёба, и там были тысячи погибших!.. Она, Жюстин, тогда уже родилась, но была ещё совсем маленькая, ещё говорить не умела, и её возили в колясочке; а там, в тех небоскрёбах, были в эти минуты тоже такие вот малыши, и их... Она раньше не особенно часто думала о таких вещах, но сейчас ей надо было это осмыслить. Разве не правильно поступил бы Роберт из американского сериала, если бы, не колеблясь, прицельно перестрелял тех, желавших уничтожить его семью? Он должен был это сделать, что бы там ни гласил закон! И тогда они не убили бы его сына и жену... И как же его теперь бесконечно жаль... Но тогда получается, что человек порой должен быть беспощадным и действовать вопреки законам; потому что если нет, то... Девочке представился кадр из той серии, когда ТЕХ сажали в вертолёт, а жена Роберта пролепетала "я боюсь"... и схваченные крупным планом глаза сына... Потому что если нет, подумалось ей, то - не спасаешь до конца, по-настоящему, тех, кто уповает на тебя, тех, кто верит: ты защитишь...
А мой папа, мой любимый папа не посчитался с законом, и убил сам - чтобы до конца, чтобы полностью защитить нас!.. И моя любимая мама приняла это, она, значит, помогала ему скрыть содеянное от тех, кто это расследовал... они потом расскажут... И вот теперь именно они бросились спасать Элизу - никто иной, именно они!.. Жюстин осознала: это неразрывно связано с ТЕМ поступком отца. У неё не получалось уяснить и облечь в слова суть этой связи, но связь - была!..
Именно об этом и думалось Жюстин, когда она сидела за невысоким столиком напротив женщины-анестезиолога, которая рассказывала ей, с бережной тщательностью выбирая фразы, о принципах действия общего наркоза...
- 18 -
В четверть двенадцатого Мишель Рамбо очередной раз отложил в сторону сигнальный экземпляр ЛФ, который просматривал перед публикацией. Вторая часть его собственного "Сказания" выглядела нормально. Он крайне не любил, когда оформители пороли отсебятину и сопровождали его тексты стилизованными иллюстрациями или некими "вензелями" по кайме. Их и не было: что ж, отлично... Надо посмотреть ещё кое-что из написанного коллегами - и, наверное, можно домой. Главный редактор перед выпуском обычно просил, чтобы несколько авторов - в том числе и он, Мишель, поскольку считалось, что у него хороший вкус, - проверяли уже напечатанный номер: мало ли что можно ещё подправить... Редактор именно просил, не настаивал, но в этот конкретный вечер Рамбо решительно не видел причины не приехать - почему бы нет?.. Конечно, приходится сидеть на ночь глядя, но и Аннет сегодня сидела до одиннадцати, проверяя многостраничные семинарные работы студентов: надо срочно выставить оценки. Она только что, минуты две назад, звонила, сказала, что закончила и пойдёт спать, и младший, Матье, устал сидеть за компьютером и тоже ложится...
А старший, Виктор, едва начались эти самые каникулы, укатил с двумя товарищами на несколько дней в гостиницу на южном побережье, где некоторые в начале ноября ещё решаются на купание. Мишель и Аннет очень волновались перед этой поездкой... Он лишь месяц назад сдал на права - со второго раза, - и уже успел обкатать семейную машину, но каждый раз отец пока ещё сидел рядом: по закону положено, чтобы в первые месяцы при ведущем машину новичке был сопровождающий с длительным водительским стажем. Теперь он поехал с такими же юнцами... Парень на год старше, сдавший уже месяцев девять назад, - единственный из троих, кто может в этом случае вести, и машина у него тоже своя, купленная ему родителями... Вот на ней-то они и поехали. Виктор дал слово - за руль не садиться. Верить ему можно, но... мало ли что, думалось папе с мамой, туда часа четыре езды... вдруг по тем или иным причинам всё-таки придётся ему подменить приятеля... Заедут, скажем, куда-то перекусить, и тот возьмёт пива... Чужой сын - не свой, с него обещаний не возьмёшь... Но туда они, слава Богу, уже доехали, Виктор звонил час назад. А теперь ещё и купание это... Дело не в том, что простудиться можно, ноябрь всё-таки, - дело в том, что он сейчас лишь на полгода старше, чем был сам Мишель Рамбо, когда чуть не погиб на реке, спасая Жюля; и образ опасности, связанной с купанием без спасателей - а их там, на курорте этом, не будет, не сезон, - томит душу не только по-женски боязливой Аннет - нет, им обоим. Томит настойчиво и неотвязно... это нечто вроде "фобии". Правда, и не заплывать далеко сын тоже обещал, и плавает он очень хорошо - водили и его, и брата в бассейн с детства именно чтобы научились на всякий случай... Да и сам Виктор совершенно не склонен к бездумно-никчёмному риску, и есть ему - опять же, слава Богу, - чем самоутверждаться без этого; и Мишель уже говорил ему то, что сам слышал когда-то от отца, - подвергать себя опасности можно и нужно лишь защищая кого-то, а не впустую...
Рамбо опять придвинул скреплённые листки сигнального экземпляра, открыл концовку "Сказания об Избавителе". Да, вроде бы всё нормально. И очень добавляло ему авторской уверенности - и раньше, и теперь, - то, что он всегда перед сдачей той или иной вещи в печать показывал написанное жене. Когда-то, в самолёте, она "творчески" слушала его, а теперь, вот уже сколько лет, она - творческая читательница. В ней нет ни малейшей жилки критиканства, она вчитывается или вслушивается - а потом высказывает свои впечатления. И он может сверять с ними свой замысел: удалось ли ему выразить, передать что-то не прямо, а через тон, через настроение... А почему именно "Тетрарх", спросила она, - потому, наверное, что хотел он выразить в именовании оттенок властвования? Да, точно... Мишель много читал по истории, он знал, что тетрархией называлась в позднем Риме административная система разделения власти над страной между четырьмя наместниками, воинского же звания такого, кажется, не было нигде. Но ему надо было наречь своего героя так, чтобы имя звучало одновременно величественно-властно и по-древнему... И ещё Аннет сказала: ты проводишь мысль, что наибольшая социальная ответственность бывает у тех людей, которые избавлены от обид, которые на высоте положения; тот, кто уязвлён, задет, тем более унижен, - едва ли пойдёт на риск ради других и возьмёт на себя такую ношу, как, допустим, этот Тетрарх... Да, ответил он, это и есть одно из принципиальных отличий ферзя от пешки... А потом Аннет ещё спросила - а для чего ты "убил" его жену? Наверное, чтобы не было у него потом, спустя годы, ощущения, что, решившись плыть на Остров с дружиной, он "бросает" её - одну?.. И это тоже было отчасти так...