- Когда ты поедешь? - несколько испуганно спросила Жюстин. Он, опустив глаза, ответил: во время операции... И повторил те соображения, которые высказал ранее жене. "И в этом случае тоже выхода нет. Они узнают о тебе... о том, что ты... если я не приеду, они узнают по радио... я должен быть с ними..."
- Только не вздумай приближаться к машине, - сказала она, по сути, то же самое, что и Луиза. - Обещай мне, что только на такси... Папа, ты должен обещать мне!..
- Хорошо, обещаю, - покорился он. Ну можно ли не обещать, если ей скоро... если в то время, когда я поеду, она будет... И она приняла без досады, что я уеду... от неё... Нет, это не называется "от неё", она понимает это... Кто-кто, а она - понимает!.. Значит, придётся на такси... И как же они заботятся о нём - и одна, и другая!..
И он продолжал рассказывать дальше, он описал всё, что было. И Жюстин сказала, что помнит тот вечер, и как делала она задание по географии, и просила его помочь расписать страны по полушариям... а Пьер нарисовал экскаватор... А Винсен переживал всё заново: опять писал письмо Луизе, сидел с семьёй в гостиной, думая о ТОМ; дождавшись, когда родные пойдут спать, производил расчёты, и собирался, и ехал в аптеку, и там готовил свой смертоносный и спасительный снаряд... А потом - по шоссе ТУДА, рискуя, что от резкого толчка машина взлетит на воздух; и меж деревьями - к речке-ручью; и - те самые пятнадцать-двадцать метров на открытом пространстве по суше и по воде, до того проёма; и - взрыв, прогрохотавший подобно извержению, расколовшему сушу, но не пожравший его плоть, лишь бросивший рукою на ствол... И - бег к машине, и путь назад; Винсен и о том рассказал дочке, что вспоминал в тем минуты знакомство с мамой, - и Луиза тоже услышала это сейчас впервые... И возвращение домой, и как заставила его мама всё открыть ей...
- Я же говорила вам, я проснулась тогда чуть позже, - сказала Жюстин, - и слышала, что вы шептались... И потом не верилось мне, что это о ремонте, и тревожило, и не давало покоя... что ж, вот я теперь всё и знаю...
И ты тоже вкусила ещё один плод познания, подумала Луиза. Мы хотели оградить тебя от этого, но - не довелось... И родители наши не узнают. Теперь - узнают... А Пьер? Может быть, и он со временем тоже... Она не могла объяснить, почему, но чувствовала - ему тоже, наверное, предстоит узнать...
Был уже третий час, и он продолжал рассказывать про то, как заметал следы содеянного, и они вместе вспоминали тот вечер, когда назначен был приезд "с телестудии" - а они вчетвером играли в лесенки и змеи... И поездку в Париж вспоминали; а потом их воспоминания вновь разъединились; и тогда Андре и Луиза начали было вместе рассказывать ей про ту следственную четвёрку во главе с комиссаром... "Но это ведь так ещё много... и я же должен и про свой разговор с ним, в кафе..." - Может быть, лучше мы потом доскажем, Жюстин? Ты устала...
Она неожиданно согласилась. "Да, хорошо... давайте потом... после всего... " И мысленно вернулась вновь к началу услышанного ею... Получается, достаточно порой щелчка чайника, чтобы люди были брошены в бурю, брошены, подобно щепкам в костёр... И что же от нас зависит?.. И что же мы решаем?..
И о том же самом думал в эти часы Мишель Рамбо - находясь в часе езды от них, в другой больнице, проходя рентген и лабораторное обследование... Что мы выбираем, есть ли он - выбор?.. А может, и лучше, если нет его? Ибо если считать, что он есть, то как же виновен я перед близкими... как же больно я делаю Аннет, и сестричке Сюзан... а может быть, и маме, и ребятам, если они всё-таки узнают, что не в командировку я ездил, а... Аннет проснётся, и не увидит меня рядом, схватится за телефон, увидит сообщение, дрожащими руками откроет электронную почту... прочтёт... Любимая, пойми меня - нельзя иначе! Меня оправдывает перед тобою то, что нет выбора!.. Как же больно будет ей... хорошо ещё, что она спит крепко и, наверное, не позвонит мне до того, как... Боже, ведь и в самом деле нет у нас этой самой "свободной воли"; вершится действо, и сотворённые для него живые куклы не знают, к чему что приводит... Буссель не знал, что его рассказ бросит меня сюда!.. Кстати, и в N... он поехал к той знакомой своей... и не та ли это дама, которая главного редактора полтора часа прождала месяц назад? Она именно оттуда, кажется; она хотела поместить у нас какие-то детские головоломки... Но если так, то ведь не кто иной, а я... ведь это же я тогда сказал ему, подмигнув, - скучает девушка, ты бы подкатил, скрасил ей сидение в приёмной... А он, помнится, оценил мой полушуточный совет - и в самом деле подсел, разговорился... И, если это она, если именно к ней он хотел приехать нынче вечером и поэтому оказался там, - то, значит, я же сам и раскрутил "качели", от удара которых не имею права отскочить сейчас!..
Да, десять лет назад, узнав ненароком - он не хотел этого, - о его поступке в метро, она сказала, что боится этих самых "качелей"!.. Он обещал ей твёрдо - и блюдёт это, - больше никогда не нарушать верности; но "качели" - Аннет понимала тогда, понимает и теперь, - остались; осталась возможность чего-то, что возьмёт и повлечёт куда-то; и вот - сейчас это именно так!..
Нет выбора! Тем более, что он чувствовал: вся эта цепочка обстоятельств - начиная с его брошенных Бусселю слов о "скучающей девушке" и кончая тем, что Антуан ввалился к нему несколько часов назад, чтобы стрельнуть сигарет, - выстроилась как будто нарочно для того, чтобы поставить его, Мишеля, на некий словно бы уступ-утёс, откуда нельзя не прыгнуть в море. Ибо иного пути с этого уступа нет, пологий отход заказан ему, если он хочет остаться собой... Да, это изощрённо рассчитанное и продуманное взаимодействие ниточек-приводов; они влекут не видящую их куклу и водворяют на позицию... Куклу живую и чувствующую; но в том-то и соль вселенского театра!..
Он ловил себя на желании - скорей бы! Скорей бы всё уже решилось. У него очень здоровый организм, вряд ли он не будет сочтён годным для донорства; так пусть же, наконец, будет уже наркоз, и уйдёт сознание, чтобы вернуться уже когда Аннет будет знать - и, наверное, уже будет тогда рядом. И уже надо будет восстанавливаться - да, только это! И впереди будет заживление, и возврат к полноценной жизни!.. Иначе нет смысла пробуждаться, подумал он... Да нет, чепуха... доктор сказал, что человек в хоккей играл без почки, а они же там не только на коньках мчатся, у них же там сплошные травмы, и защитное снаряжение специальное, они же там под шайбу всё время прыгают, чтобы ворота заслонить; а если так, то, значит, для меня с моим настольным теннисом это... я это тем более ощущать не буду... А на Эверест я и так не полез бы, и в бой мне больше нельзя... так что будет та же самая жизнь, что и раньше!..