— Боюсь тебя разочаровать, драгоценный Лагримус, — спокойно сказала она, — но твой приятель не поумнеет никогда. Он, похоже, не той масти.
— То есть, ты считаешь меня тупицей, избалованная доченька слабоумного Годрика? — хмыкнул Слизерин, что всё это время бросал ревнивые взгляды с друга на девушку и обратно. — Я учусь лучше тебя, да будет тебе известно.
— Как будто оценки — это единственный показатель ума — пожала плечами Милисент и, презрительно фыркнув, прошла мимо, всё так же держа Лагримуса под руку.
Снейкиус жадно посмотрел им вслед, а потом бросился бежать в сторону замка, проклиная её, себя и всё на свете, и обещая в следующий раз сжечь ей сердце. Он даже не скрывал в своей тираде, что страстно влюблен, но не знает, как бороться с этим неведомым до сих пор ему чувством.
— Я не думаю, — сказала Гермиона, глядя то на Дамблдора, то на Барнели, — что Малфой испытывал ко мне нечто похожее.
— Истории не обязательно одинаковы, — уклончиво ответил Дамблдор, — возможно, только несколько общих деталей. Какие-то главные штрихи.
Гермиона кивнула, но успокоения не почувствовала. Сперва Милисент словно озвучила её собственные мысли, сидя в доме Кассандры, теперь эта ситуация, с разницей хоть и в ощутимую, но всего одну, деталь. Всё было слишком похоже, и слишком странно.
К ним бежала профессор Спраут. Вид у нее был словно у совы после долгого полёта, а лицо хмурое.
— Простите, что задержалась, — сказала она, — моя помощь вам всё равно не понадобилась бы. Могу сказать, что ревизия дала ужасные результаты. Половина из здешних растений либо исчезли, либо были строжайше запрещены к использованию. Не удивительно, что в давность было так много чёрных колдунов. Расскажу об этом коллегам. Помону это позабавит.
— Идёмте, профессор. Нам нужно возвращаться — мягко сказал Барнели.
Всё вокруг завертелось, закружилось с огромной скоростью, и Гермиона обнаружила, что они стоят на большой поляне, укрытой густой травой и густо поросшей деревьями. Многолетние дубы, молодые ивы, то самое дерево, похожее на каучук, что обвивало ноги Милисент, связанной Снейкиусом. Густота была очень плотная, а тьма — непроглядная. Они почти синхронно произнесли «Люмус!», и палочки засияли, освещая дорогу.
Шли долго, пробиваясь сквозь заросли. Иногда профессор Спраут успокаивала бушующие, кричащие или стонущие ветви заклятьями, а, уже на выходе из лесу, Дамблдор одним заклинанием заставил свалиться огромный дуб.
— Теперь ваша очередь, мисс Грейнджер, — сказал он, — вам нужно найти ключ, чтобы мы вернулись. Ищите. Наблюдайте.
Гермиона собралась с силами. Она заметила, что ствол дерева лежит так, точно это мост, по которому нужно пройти. Неуверенно посмотрела на своих проводников, из которых только профессор Спраут улыбалась ей. Ступила вперёд. Сделала шаг, другой, третий. Сделала ещё один шаг. Она уже шла по импровизированному мостику, остальные двигались следом за ней. Это было долго, очень долго, но не было видно ни конца, ни, хотя бы, просвета. У неё болели ноги, ныли колени. Подняв голову, она заметила, что двуликая луна всё яснее отпечатывалась на небе, нависая над землёй, а туман развеивается. Она снова огляделась вокруг.
Они стояли посреди большой тёмной поляны, захламлённой мусором. Напрягла память, и голова тут же заболела.
— Профессор, — обратилась она к Спраут, — это место хорошо для поиска лети-ключей. Предполагаю, что мне необходимо отыскать подходящий, чтобы вернуться?
— Правильно, — улыбнулась она, — но загадка в том, какой ключ подходящий. Это сложно.
С помощью палочки Гермиона стала переворачивать горы мусора, пытаясь найти хоть что-то подходящее, за что мог бы зацепиться взгляд. Старые ботинки, грязные носовые платки, потрепанные шляпы — нет, всё было не то.
— Разве не подойдёт лишь бы что? — не скрывая раздражения, спросила она.
— Нет, — возразила профессор Спраут, — здесь это не сработает. В том времени, где мы сейчас, лети-ключом мог быть любой деревянный мусор. И ничего другого.
Гермиона подумала, что магические технологии развивались быстрее, чем она когда-то предполагала.
Дерево. Мусор из дерева. Что бы это могло быть? Снова почувствовав злость от того, что ей никто не помогает, она отправилась на новые поиски. Здесь был огрызок табуретки, старое кресло без сиденья, стул с одной ножкой. Она касалась всего, но ничего не подходило.
Гермиона вздохнула. Так, надо думать. Каким образом она очутилась в школе во время путешествия к Кассандре? С помощью зеркала, такого же, в какое, когда она покинула Круглую комнату, смотрел профессор Флитвик. Значит, нужно искать подсказки, опираясь на то, что есть сейчас там, в комнате, с которой всё началось. Но что же это может быть?
Она шла всё дальше и дальше, по горе мусора, ругая себя, что так низко пала, оглядывалась, видела, как трое её проводников следят за ней со спокойной задумчивостью, как Спраут переговаривается о чём-то с Дамблдором.
Дерево. И профессор Спраут, которая преподаёт уход за магическими растениями. Именно её Дамблдор взял в качестве преподавателя-проводника (хотя Гермиона так и не поняла, какая в ней польза). Это не было случайностью, не могло быть.
Она потёрла виски. В ужасе подумала, что стала соображать гораздо медленнее. Возможно, это Милисент так на неё влияет?
Приказав себе думать, она сосредоточилась на том, что видела в Круглой Комнате, пока не отправилась путешествовать вслед за влюбленными потомками основателей. Как именно профессор Спраут связана с этим? Она раскладывала листья какого-то растения по углам комнаты, когда они только вошли туда. Она же распихивала эти листья по карманам. Что это должно значить? Не было ни одной идеи.
Гермиона снова укорила себя за глупость. Нужно было сразу поинтересоваться, что за листья такие, с какого дерева, в руках у профессора Спраут? Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть всякие мелочи, которых здесь было пруд пруди. Сломанные перья, старая одежда, потрёпанные игрушки. Игрушки? Сердце её замерло, как только она увидела одноглазого плюшевого медведя, лежащего на остатках табуретки. На грязной ткани, которая раньше была его одеждой, красовался лист. Схватив добычу, Гермиона ринулась к преподавателям.
— Профессор, — обратилась она к Спраут, — покажите, пожалуйста, те листья, которые вы брали с собой. Я бы хотела убедиться, что мои мысли верны.
— Пожалуйста, мисс Грейнджер, — Спраут достала лист из кармана и положила ей на ладонь.
Гермиона улыбнулась.
— Это он, да. Она посмотрела на Дамблдора: — Профессор, если мои предположение верно и все ключи назад связаны с тем, что находится в Круглой комнате нынче, то я нашла лети-ключ. Это игрушка.
— Эта юная мисс чрезвычайно умна, — довольно улыбнулся Барнели, — ты был прав, Дамблдор.
— Умница, — кивнул Дамблдор, — идёмте. Пора возвращаться, время играет не в нашу пользу.
Они взялись за грязную игрушку, и Гермиона почувствовала, как ноги отрываются от земли. А в ушах снова пели сирены.
… Она обнаружила себя, лежащей рядом с Драко, в огненном кругу. Огонь показался ей холодным, и это первое, что она почувствовала, очутившись в Круглой комнате снова. С трудом разлепив глаза, Гермиона застонала. Заметила, что рядом мнутся Гарри с Роном, боясь её потревожить. Когда смогла различать лица, с удивлением обнаружила склонённое над своим лицо миссис Малфой.
— Детка, — нервно спросила она, — как твоё самочувствие? Ты стонала. Как будто от боли.
— Всё в порядке, — сказала она, — вроде бы.
Она перевела взгляд на Драко. Ничего не изменилось в его позе и положении, но изо рта теперь тонкой струйкой текла слюна, которую мать заботливо вытирала платком.
— Дитятко, — заботливо сказал Хагрид, — возьми-ка чаю. И пышки. Вот.
Он подал ей чай в огромной чашке. Пышка явно была результатом его кулинарных стараний, но Гермионе было всё равно. Она почувствовала такой острый голод, что вонзилась в предложенное лакомство и, несмотря на то, что чуть не сломала зубы, продолжала его жевать.