Он на миг замер, но глаза его всё ещё сохраняли насмешку. Миг — и палочка Милисент отлетела вправо. Она оказалась безоружна.
— Снова невербальное заклинание — вздохнула Гермиона.
— Именно так, — подтвердил Барнели, — Снейкиус был мастер в этом. Многие изобрёл лично. А методику невербальных заклятий придумали его отец и Ровена.
— Ясно — кивнула Гермиона. — Я читала об этом в «Истории магии». Ещё на первом курсе.
Барнели тепло улыбнулся ей.
Они, впрочем, отвлеклись. Гермиона снова посмотрела на застывшую в немом гневе парочку.
— В общем, полукровка, — прошипел Снейкиус, — не смей высовываться завтра на празднике. Беги вечером, куда угодно, ежели, конечно, не желаешь умереть самой страшной смертью.
— Что это значит, змеёныш? Что ты задумал?
Она прокричала это ему в спину.
Кубок мира по квиддичу. Гермиона тут же вспомнила — в малейших деталях — что Малфой предупредил её о нападении Пожирателей тогда. Завуалированно, в издевательской манере, но всё же. Почти так же, как сейчас Слизерин предупредил Милисент. Схожести между ними становилось всё больше и больше. Её это очень беспокоило.
— Что он всё же задумал? — спросила она у Барнели.
— Как вы знаете, мисс Грейнджер, Салазар был яростным противником того, чтобы в школе учились кто-либо, кроме чистокровных волшебников. Некоторое время преследовались также и полукровки, но вскоре, Слизерин смягчил гнев на милость относительно их. Это было обусловлено вполне понятными причинами — нельзя было наложить барьер, не пускающих на факультет волшебника, в чьих жилах течёт кровь предков-магов. С обычной кровью было проще, магия крови работала лучше.
— Да, — кивнула Гермиона, — это я знаю. Но что именно Снейкиус имел в виду? О чём предупреждал?
— Полагаю, речь идёт об облаве, которую сторонники Слизерина иногда устраивали на полукровок и маглорожденных волшебников. Последних, правда, в то время было очень мало, и на них смотрели ещё более дурно, чем сейчас.
— Об этом ни слова не сказано в книгах, — растерянно сказала Гермиона, — почему?
— Потому что, когда Салазар выбрал жизнь отшельника, удалившись от своих бывших друзей, другие основатели вынуждены были стереть участникам и свидетелям облав память. Некому было написать об этом горьком и позорном факте магической истории. Милисент и Снейкиус тогда уже были мертвы, бедняжки, а я удалился, надёжно заметая свои следы. Хотя несколько лет жил в страхе быть раскрытым.
Гермиона вздохнула. Она не знала, какое чувство было в ней сейчас сильнее — злость или очередное разочарование, что история магии полна такой безумной жестокости.
Она следила за Милисент, но ничего интересного или достойного внимания больше не происходило. Разве что, вернувшись в замок, она ринулась в комнату и упала на подушку в рыданиях.
— Нам нужно возвращаться — напомнил Дамблдор, щёлкнув пальцами.
И снова всё завертелось перед глазами, а в ушах зазвенело.
Оглядевшись, Гермиона поняла, что они в том самом домике, который когда-то принадлежал Милисент и Снейкиусу, а потом стал важной частью их с Драко истории. Едва она увидела эту комнату, сердце больно кольнуло. Там почти ничего не изменилось, всё те же плотные шкуры на полу, всё тот же ныне потухший огромный камин. Гермиона застыла, точно парализованная, уставившись на пол. Они любили друг друга здесь, забыв обо всём на свете. Это было так недавно, но так давно… Принадлежали ли те чувства им с Драко, или это были отголоски дикой и страстной любви Снейкиуса и Милисент? Она была не уверена, хотя хотела верить, что в ту ночь, когда они уснули в объятьях друг друга, а проснулись уже другими людьми, они были вместе сознательно, а не под влиянием. Потому что влюбились.
Как ни старалась, Гермиона не смогла сдержать слёз. Она присела на пол, закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула.
Какое-то время она плакала, и её боль никто не нарушал. Но вскоре она почувствовала осторожное покашливание за спиной. Узнала голос Дамблдора. Судорожно выдохнула, яростно потёрла покрасневшие глаза.
— Простите, — пробормотала она, — я… Я не уверена, что могу с этим справиться.
— Ты почти справилась, Гермиона, — мягко сказал Дамблдор, погладив её по спине, — сегодня всё закончится, и начнётся новая история. Она будет сложной, но интересной. Каждая новая история интереснее предыдущей.
— Будет ли она, — икнула от слёз, не в силах сдержаться, — эта история?
— Конечно, будет, — уверенно сказал Дамблдор, — если вы позволите ей случиться. Ты и Драко. Мы возвращаемся, Гермиона.
— Мне снова нужно искать подсказку?
— Нет, мисс Грейнджер, — вмешался профессор Флитвик, — я всё сделаю. У нас не так много времени, а подсказка довольно сложна.
Он стал копаться в карманах мантии, и достал оттуда крохотное зеркало. Гермиона заметила, что оно запотевшее. Флитвик старательно тёр стекло платком, а потом применил очистительные чары. Но стекло едва-едва стало чище.
— Я предполагала, — не сдержавшись, заметила Гермиона, — что ключ назад связан с зеркалом, раз уж именно вы пошли с нами из учителей. Это не настолько трудная загадка.
— Мы нисколько не сомневались, — с улыбкой заметил Флитвик, — в вашем выдающемся уме, мисс Грейнджер. Посмотрите в зеркало, мы возвращаемся.
Гермиона взглянула. На неё глядело размытое лицо Милисент. Ноги словно оторвались от земли, в голове будто лопнули сосуды, в ушах зудело, а зубы болели и начали кровоточить.
Очутившись в круглой комнате, она поняла, что не только ей с каждым разом всё сложнее возвращаться сюда. Дамблдор выглядел уставшим, хотя всё ещё излучал привычное спокойствие, а Барнели рухнул на пол, и стал странно раскачиваться, точно безумный. Профессор Макгонагал, что обратилась в себя и стояла подле стола, за которым сидел Дамблдор, поднесла воды старику. Он припал к чашке и с жадностью пил.
Гермиона поняла по открытым ртам и странным лицам, что и Рон, и Гарри её зовут. Но в ушах бесился ультразвук, и она ничего не могла услышать. Она вставила пальцы в уши и стала яростно их чесать. Понимала, как, должно быть, ужасно это выглядит, но ничего не могла поделать. Если этот зуд не прекратится, она сойдёт с ума. Он угомонился, но оставался где-то под коркой, сзади, как навязчивая муха. Старательно пытаясь его игнорировать, Гермиона осознанным взглядом посмотрела на Гарри. Обнаружила, что Рон укрыл её пледом, сидит рядом на кровати и пытается удержать за руку.
— Как ты? — встревоженно спросил Гарри. — Ты вся дрожишь.
Хагрид предложил молока, но Гермиона отказалась, помотав головой.
— Я нормально, — хрипло выдавила из себя она, — прихожу в себя, возвращаюсь.
— Где вы были? — поинтересовался Рон самым будничным тоном, но она слишком хорошо его знала, чтобы понимать, что его буквально съедает любопытство.
— Гуляли по лесу, — уклончиво ответила она, — слушали перепалку Снейкиуса с Милисент. Опять. Ничего особенного.
Она не могла и не хотела рассказывать друзьям о домике.
Её взгляд упал на лицо Гарри и, показалось, что он её понимает. Она была благодарна за то, что он крепко сжал руку Рона, прерывая все его дальнейшие вопросы.
Гермиона посмотрела на Драко. Он выглядел уже не отрешённо, а безумно. Постоянно открывал и сильно закрывал глаза, из которых потоком лились слёзы. Глухо кашлял. Миссис Малфой, старательно душа рыдания, обхватила его колени руками и без остановки стала их целовать.
— Па-а-а-па — со свистом вылетело из его груди, голос был глухой, скрипучий, словно треснувшая чашка.
Испугавшись, Гермиона залезла с ногами на кровать.
Мистер Малфой одним прыжком очутился подле кровати. Он был смертельно бледен, и так сильно схватил Драко за руку, что пальцы хрустнули.
— Я здесь, сынок.
Дамблдор встал, быстро подошёл к постели, заглянул Драко в глаза, пристально поглядел в лицо. Поджал губы.