— Волдеморт? — удивлённо спросил Гарри. — При чём здесь он?
— При том, Гарри, — Дамблдор стал медленно перебирать пальцами, как делал всегда, когда задумывался, — что это именно он использовал сущности детей основателей в своих целях. И в первый раз, и сейчас, когда едва не погибли Гермиона и Драко. И Снейкиус это подтвердил. Ты ведь слышал, что он сказал? «Он говорил», повторил несколько раз, когда мы убеждали его сдаться. Это подтвердило мои догадки. Именно Волдеморт влиял на них, чтобы захватить власть.
Как ни старался, Гарри не мог понять, в чём же связь. Мысль, которая была так близко, ускользала от него, как он не пытался её поймать. Дамблдор продолжал спокойно объяснять:
— Как ты знаешь, в то время, как твои родители и профессор Снейп заканчивали школу, Волдеморт набирал силу, вербовал сторонников. Вероятно, он тогда только испробовал подселение сущностей. Учился, осваивал новую магию, новые чары. Но просчитался. Твоя мама не испытывала никаких романтических чувств к Северусу. И план Волдеморта провалился. Милисент и Снейкиус не смогли вселиться. Они пытались, но быстро оставили эту идею. Нелюбовь — это барьер, Гарри.
— Почему же он решил вернуться к этой идее снова, спустя столько лет? — спросил Гарри, всё ещё удивлённый мыслью, что Снейп любил его маму. Он только теперь понял, что Гермиона, вероятно, видела это в своих путешествиях, и не захотела говорить. Или же Снейп заставил её молчать.
— Я точно не знаю, — ответил Дамблдор, — наверное, потому, что ради твоего уничтожения он готов пустить в ход любые средства и задействовать все свои возможности. Убить тебя — это самая главная цель его существования. Она даже важнее, чем достичь бессмертия, Гарри. Ведь у него не получится его достичь, пока ты жив.
Гарри вздохнул. Он знал, что Дамблдор говорит правду, но ему было от этого не легче. Зато его очень волновал вопрос, который он и поспешил задать:
— Но как же дети основателей могли помочь уничтожить меня?
— Очень просто, Гарри, — Дамблдор оставался совершенно невозмутимым, — очень просто. Они — дочь и сын самых могущественных волшебников прошлого, наследники древнейшей магии, сильнейшие волшебники. Если бы план Волдеморта удался, то они бы, как минимум, сильно испортили тебе жизнь. А в борьбе против тебя Волдеморт получил бы сильнейших союзников, благодарных ему за воскрешение их любви. Союзников, куда более опасных, чем все те, кто есть в его распоряжении, нынче. Потому что более сильных и более мотивированных. Вспомни Беллатриссу Лестрейндж, Гарри. Она безумна, потому что одержима Волдемортом. Она будет сражаться не по принуждению, не за власть, не за богатство, славу или титулы. Она сражалась и будет сражаться за него. И погибнет с его именем на губах. Любовь, Гарри, даже самая тёмная — страшная сила.
— И что же он планировал сделать, когда начал всю эту… — Гарри запнулся, — историю с детьми основателей?
— Полагаю, разное. Я не сомневаюсь, Гарри, я почти уверен, что сперва своей жертвой он выбрал не Драко, а тебя.
— Меня? — изумлённо воскликнул Гарри. — Но… я… мы с Гермионой просто дружим, и всё.
— Да, и он быстро это понял. Под горячую руку попался Драко. Это был двойной шанс: отомстить Люциусу за провал миссии с пророчеством, получить союзников, мощнее, чем вся его нынешняя армия. И уничтожить тебя. К тому же, это была идеальная комбинация. Милисент и Снейкиус — гриффиндорка и слизеринец. А в тебе, Гарри, только часть слизеринского, потому что часть души Волдеморта живёт в тебе. В то время, как Драко — потомственный ученик Слизерина, Мерлин весть в каком поколении. Разве не идеально?
— Не очень, — честно поделился Гарри своими соображениями, — они с Гермионой ненавидели друг друга. Я не понимаю, о чём думал Волдеморт, выбирая Драко как мишень Слизерина.
— Гарри, Гарри, — Дамблдор улыбался, — ты только начинаешь познавать природу любви. Она ведь бывает разная. Иногда её не осознаёшь. Иногда она зарождается тогда, когда шипишь в спину врагу. Так было у Милисент и Снейкиуса. А к тому же, — теперь его улыбка стала лукавой, — давай-ка посмотрим на это с другой стороны. Это очень забавный факт, Гарри, но ты никогда не думал, что Гермиона и Драко похожи?
— Нет, — как громом поражённый, признался Гарри, — простите, профессор, но мне кажется, что вы неправы.
— Отчего же? — спокойно возразил Дамблдор. — Они оба умны, амбициозны, высокомерны, горделивы. Оба большие снобы. Просто в Драко это выражается сильнее, в то время, как Гермиона мягче, потому что у неё есть два верных друга, способных показать ей другую сторону медали.
Гарри передёрнуло. Ему было неприятно, что Дамблдор сравнивает Гермиону с Малфоем, тем самым противным Малфоем, что только и делал все шесть лет в школе, что мешал им и портил жизнь. Но спорить с ним он не стал, решив, что не время. Хотя обуздать гнев было чрезвычайно трудно.
Поглядев на Блейза, Гарри понял, что тот, отчего-то, даже не удивлён. Наоборот, поразмыслив, он признался:
— Он постоянно говорил о ней. Все уши мне прожужжал. «Ненавижу эту вонючую грязнокровку, чёртову выскочку». Иногда мне хотелось сделать его немым, руки чесались даже. У него только две темы для разговора — святой Поттер, и лохматая грязнокровка. Больше никаких нет.
Гарри пристально посмотрел на него. Блейз отчего-то опустил взгляд, так, словно ему было стыдно, и стал изучать свои колени.
— В общем, Гарри, — вздохнул Дамблдор, — в любом случае, это просто удача, что очередной план провалился. В этот раз Волдеморт действовал гораздо умнее и ещё жёстче, чем раньше. Всё потому, что он, наконец, понял, что нужно сперва убить твоих друзей, прежде чем убивать тебя. Нам несказанно повезло, что Драко и Гермиона оказались гораздо сильнее, чем он думал, и что он опять не предугадал силу материнской любви. Но в схватке один на один тебе вряд ли так повезёт. И к этому нужно быть готовым.
— И что мне делать, профессор? — спросил Гарри. Он чувствовал почти вековую усталость, внезапно обрушившуюся на него.
— Бороться, Гарри. И не сдаваться. Весь следующий год мы с тобой будем искать оставшиеся Дары Смерти, и обязательно подключим к этому твоих друзей. А тебе, Блейз, нужно будет помочь Драко. Ему тоже придётся тяжело, учитывая то, какой груз он собирается взвалить на свои плечи. Волдеморт не смыслит в любви. Ни в какой. И в дружеской — тоже. В этом наша сила, и его главная слабость.
Блейз кивнул.
— Что именно задумал Малфой? — не утерпел Гарри, прямо смотря на директора. Дамблдор лишь загадочно улыбнулся:
— Узнаете в следующем году, парни. А пока наслаждайтесь жизнью и юностью. Подозреваю, это лето — последнее относительно беззаботное, перед большой войной. А теперь, — Дамблдор встал, — можете идти. Сегодня такое прекрасное солнце, правда? Уже почти лето.
Взбудораженный и растерянный, Гарри поднялся и пошёл вслед за Блейзом к двери. Дамблдор окликнул Блейза, и тот обернулся:
— Блейз, твоя семья получит дополнительную защиту уже до конца этого дня, я уже дал соответствующие распоряжения. И ты, разумеется, тоже под нашей защитой.
— Благодарю, профессор — кивнул Блейз и вышел.
Гарри же выходить не спешил. Он только теперь понял, что не спросил самого главного.
— Профессор, но как Волдеморт общался с Милисент и Снейкиусом? Они ведь сущности… Разве их в таком виде можно увидеть? Они же даже не призраки.
— Не забывай, Гарри, с кем мы имеем дело, — спокойно сказал Дамблдор, — что для волшебника, который раскромсал свою душу на части и утратил всё человеческое, установить контакт с незримыми простому смертному волшебнику сущностями?
Гарри кивнул. Он уже был почти уверен, что Волдеморт воскреснет, едва ему удасться его убить. Но Дамблдор, кажется, прочёл его мысли, потому что спешно бодрым тоном добавил: