Азис откинул одеяло, вскочил на пол, неумело ударившись коленом о соседнюю кровать. Морщась и ругаясь, он задвинул ноги вместе с портянками в тяжелые кирзовые сапоги и одетый по форме раз (Примечание автора. Лысый, в майке, трусах и сапогах.) почавкал в сторону выхода. Мотать портянки за три дня солдатской неволи, он так и не научился. (А добрые люди естественно не помогли). Призывник сунул ноги в сапоги как придется, и вот следующие полчаса для высокородного бея должны были снова превратиться в кошмар.
- Бегом, бегом, что ты телишься, вша поганая? - Азис с трудом уворачивался от затрещин, бежал по тропинке. Худые ножонки высокородного татарина торчали из голенищ, как палки.
- Копье ему в ухо или дубиной по сопатке, - "отзывчивые товарищи" неустанно подгоняли его сзади тычками, крепкими выражениями и матерками.
- Я не хочу так жить! Я не могу! Копек этэ! Неверные, оставьте меня в покое - я благородный бей, потомок великого Чингисхана, - с отдышкой шептал Азис по-татарски. А затем про себя добавлял... - Презренные, вы заплатите мне, за всё! Грязные свиньи! Шакалы! Собаки! Вы все сдохните под копытами лошадей, что несут моих нукеров. Они смешают вас с прахом земным, развеют негодных по ветру.
Однополчанам на его угрозы было глубоко наплевать и растереть...
Солнце уже поднялось из-за океана и проступало сквозь зеленые тени красным пятном. Топот. Хрипы. Пыль. Подзатыльники. Боль. Обида. Ноющая боль под лопаткой, тяжелые пудовые сапоги, натирающие ноги, навязчивые мысли об отдыхе и прохладе.
Ручейки влаги, струятся по лицу, текут по спине, смешиваются с пылью, впитываются в одежду, превращая её в пропитанную потом тряпку. В глазах рябь. Губы пересохли. Хочется пить.
- Бегом, бегом, шире шаг! - раздаются команды со всех сторон. - Живее робята, шибче, поспешай. Держать строй!
Бежать во время зарядки нужно рваным темпом не менее трех верст - вдоль моря и через лес. Передвигаться трудно, ноги разъезжаются, проваливаются в колеи и рытвины. Либо утопают в шершавом песке. Бежим по каким-то оврагам с высокой, колючей травой. Вверх - вниз, подъем-спуск. Очень крутой, долгий, нескончаемый подъем...
Примерно на полпути Азис выдыхается. Выбившийся из сил пленник тащится позади строя. Постоянно спотыкается. Для боевых товарищей бегущих по обе стороны от него эта легкая пробежка с благородным татарином стала праздником. Они по очереди ловко пинают высокородного по худосочной заднице. Его подбадривают и воодушевляют обидными воплями и оскорбительным свистом.
- О, Аллах, уж лучше бы они начали меня пытать и предали смерти, чем заставляют выполнять эти дикие упражнения, - ордынец беспомощно ругается и вскрикивает, всуе вспоминая проклятых урус шайтанов, призывая на их голову небесные и земные кары, самые ужасные болезни и несчастья. После ударов он ускоряется - но ненадолго. И снова удары и вновь обида затмевающая разум.
.....................
Делай два... (Состояние - очень плохо).
- Неужели я могу столько бегать? Я уже давно не чувствую своего тела. Мозоли уже не болят, они просто раздирают ноги на части. Форма, до чего она неудобна, колюча, шероховата и тверда, стискивает все тело... Мое бельё насквозь мокрое от пота. От меня пахнет как от бешенной собаки. В который раз я преодолеваю полосу препятствий. Надсмотрщики передают меня друг другу по очереди, меняясь каждый час. Почти полдня ползаю по-пластунски, бегаю вокруг стен с пустыми окнами, прыгаю через ямы, подныриваю под перекладины, не вылезаю из земляных окопов, со страхом поглядываю на высоченные щиты, через которые, ухватившись за край, надо снова и снова перелезать... А потом самое страшное - Висну на турнике, отводя вперед и назад согнутые в коленях ноги, пытаюсь подтянуться... Ладони горят, тело дрожит, губа прикушена до боли... До крови... - Не удается.
И так круг за кругом !!!
Надзиратель мной не доволен. Очередное наказание...
- Упор лежа, принять! Тридцать раз, отжаться! - на его лице появляется издевательская, пренебрежительная улыбка.
- О, великий пророк, сжалься и помоги мне! - татарин нехотя ложиться по команде, упирается коленями в землю. Начинает кое-как отжиматься. Пыхтит и сопит, выплевывая слюни, как загнанный верблюд - из последних сил.
- Э, басурманин ягастый, укуси тебя карась! - его товарищ присел перед несчастным на корточки. - Ты часом белены не объелся? У тя чё руки отсохли?? Анусь ка быстро исполнять, пока я тебе бока не намял.
- Проклятые гяуры! - Азис с трудом попытался отжаться.
- Я не хочу, не могу! - он крикнул, выполняя очередное упражнение.
- Не любишь отжиматься? - убежденно, на распев произносит истязатель. - Не нравится? И мне, брат, не нравилось, да, вишь, - служба, надобно... А у нас русячей в армии знаешь как сказывают: Не хочешь - заставим, не можешь - научим! А потом добавляют: Бей сову о сосну аль сосну о сову, - всё сове, не сосне будет больно. Ну, а коли сдохнешь, собака! Похороним с честью... Да ещё и на радостях честной пирок закатим!
- Встать! - командует его сосед. - Пошто не резво? Будем тренироваться. Упор лежа принять! Отставить! Встать! Лечь! Встать! Лечь! Лечь. Какого лешего встал - команды подъем не было.
- Проклятые урусы! Вернусь домой, соберу орду в набег и вырежу всех до единого! Ни баб, ни стариков, ни детей... никого не пощажу! Пеплом землю покрою, только псы голодные выть будут.
- ... Лечь, - снова обидный приказ. - Вот так, лучше будет. Упор лежа принять! Делай раз! Ниже, ниже! Жопу опусти! Делай два. Раз! Раз, я сказал! Татарушка, не тормози! - Сильный удар с оттягом сапогом в бок.
Азис едва удержался, чтобы не вспахать носом песок.
- Я сказал... Делай раз... У, злыдень... - ещё один сильный удар.
В глазах Азиса закружились звезды. Он упал на землю и резко начал хватать ртом воздух.
- Что шипишь как гадюка? Зубы мешают? Добавить?
.....................
Делай три... (Состояние - наверное, хуже уже не бывает).
Наконец-то отбой. Голова Азиса касается подушки. - Слава Аллаху! Спать. Спать. Спать. Глаза закрылись сами собой. Заснул мгновенно, касаясь подушки. Темнота резко накрыла мир своим покрывалом. Хочу пошевелиться, поправить неловко заломленную руку, но не могу, нет сил.
Резкий удар по лицу от соседа, чья койка стояла напротив. Новобранец проснулся, вздрогнул, сжался от боли и не сразу включился в происходящее. Глаз от сильного удара стал медленно заплывать.
- Слухай сюда, татарская морда, - грозно протянул неизвестный. Он оглянулся по сторонам. - Не знаю, как ты попал сюда и сколько заплатил, но помни... - я тебя на ремни порежу. Я тебе не дам жизни, не на этом свете - не на том. Кровью будешь харкать нехристь, на коленях просить прощенья, все равно сдохнешь, собака. Вот, гляди! - Он вытянул жилистую руку, показал две наколотые линии. - Тута ча, отметки. Я уже свёл двух татар в могилушку. А Бог любит троицу! Помни... - ты, третий. - Он грубо ощерился. - Как бы тебя не пасли, я всё равно порешу тебя, погань!!!
В большой спальне, на окне, тенью металось пламя светильника. В комнате пахло миндалевой водой и остывшим дымом. Джафар Ялшав-бей задумчиво полулежал на обитой зеленым бархатом широкой тахте. На его мужественном лице, побитом оспой, была видна тревога о единственном сыне, захваченном в полон проклятыми неверными. Ордынец рассеянно сложил листы, исписанные славянской вязью, и, склонив голову, некоторое время смотрел исподлобья с таким видом, словно что-то глотал горькое. Его мысли были далеко. В глазах родителя стояли слезы.