- Так уж и не причем?
- Истину тебе говорю! - стал недовольно брюзжать ирландец. - Сижу себе спокойно в сторонке, отдыхаю, занимаюсь французским, учу спряжение глагола "Йtre", попиваю вино. Жду, когда все более-менее успокоиться.
- И только в случае крайней потребности... Я думаю, вряд ли это произойдет, - поправил он себя. - Может быть, немного... Немного постреляю. Так, совсем чуть-чуть, пифф-пафф - не более. После чего поплыву дальше.
- Хорошо, молодец! - стратегический расклад молодого талантливого флотоводца произвёл на Рязанцева глубокое впечатление.
- Только мне не понятно: Про совсем чуть-чуть и пиф-паф? - в холодных синих глазах странника блеснула молния и мгновенно потухла.
- Ты, что, француз недоделанный, - строгое начальство произнесло ледяным тоном. - Собрался нарушить наши с тобой договоренности и организовать здесь небольшой Армагеддон? Хочешь, чтобы о тагановских моряках пошла слава как о приемниках дьявола? Чтобы впоследствии ими и тобой пугали детей?
- Нет, что ты. Ничего такого я не планировал.
- Зачем тогда на борту приготовлено столько оружия?
- Ну-у, на всякий случай...
- Значит так...
- Первое - никакого всякого случая не будет. Разрядить пушки. Вернуть в оружейку РПГ и АГСы. Крупнокалиберные пулеметы применять только в крайнем случае.
- Второе... Вести огонь только по тем судам, которые будут проявлять агрессию. Даже не по судам, а по веслам. С перебитыми веслами они никуда не уйдут. Если вздумают поднимать паруса - пили пулеметами мачты.
- И третье... Главное - охрана корабля Вандеркоффа. У нас с ним контракт. Надеюсь, ты не забыл об этом?
Глава 13.
В душном и вонючем подземелье, куда свежий воздух поступает только через входную дверь, на темной, выложенной серым камнем стене, изогнувшись, висел на вывернутых руках Гришка Молчун. По стенам темницы тянулись разводами тени и прокопченная сырость. В большом очаге потрескивали догорающие поленья, чтобы в достатке были угли и огонь. Рядом лежали тяжелые почерневшие прутья, а чуть дальше в полутьме виднелись страшные орудия пыток - палки, веревки, доски с набитыми гвоздями, плети, кнуты и острые окровавленные клещи с длинными ручками. И вокруг всего этого, по полу, бегали мерзкие серые крысы... Пахло набухшей кожей, каленым железом и жженым человеческим мясом.
Загремел тяжелый засов. Жалобно скрипнули петли на массивных дубовых дверях.
Сутуля широкую спину, осторожно ступая по каменным щербатым ступенькам, в смрадное помещение спустился князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский. Огонь от масляных горелок, развешанных по углам, хорошо освещал лик боярина, потомка одной из знатнейших и древнейших в России дворянских фамилий: Глаза навыкате, злые, толстые губы сжаты, лицо красное, свирепое, на шее вздулись вены.
Дабы чего не случилось с важной особой, воеводу сопровождали два стрельца, дежуривших в тот день при входе в пыточную, хотя с дыбы от боярских палачей ещё никому по своей воле уйти не удавалось...
- А ну, сказывай, рыло навозное, голь перекатная, смутьян блохастый, как зовут, величают тебя? - воевода тяжело шагнул к стене с крючьями, потянул руку и с силой рванул затворника за бороду. Звякнули цепи по каменному полу.
Пленник неожиданно выпучил глаза и запел высоким тонким голосом, словно прося милостыню на паперти:
- Говори доподлинно, пёс смердящий, зачем проник в приказ? - боярин наотмашь, со всей силы ударил юродивого по лицу. - Что выискивал, вынюхивал паскудник, рвань воровская?
Нечастный вытаращив глаза от боли, задергался на цепях, истошно завопил, пуская изо рта слюни:
- Ты мне, змей подколодный, своими побасенками зубы то не заговаривай! - широкие брови начальства гневно сошлись к переносице. - По какому праву смел выпытывать? Ну, живо сказывай, да без уверток, а не то...
Что случиться с несчастным после фразы... а не то, воевода произнести не успел, поскольку по его голове ударили чем-то тяжелым, похожим на дубинку и он потерял сознание.
............
- На-а-а... - Прозоровский пришел в себя от сильного удара металлическим прутом по его плечу. Он открыл глаза и увидел ухмыляющиеся бородатое лицо Гришки Молчуна.
Холёный родовитый боярин сидел в ярко освещенной комнате с белыми стенами. В глаза бил сильный свет от неизвестных светильников. Он был привязан к стулу. Пленник попытался со всей силы закричать от боли. Но изо рта донесся лишь громкий стон, переходящий в глухой хрип. Его рот был чем то заклеен. Свет от неизвестной лампы со стены обозначил дорожки слез на потных щеках.
Ещё один сильный удар по руке. Ещё. Безумная боль. Кажется, сломали кость. Затворник стал весь белый. От нахлынувших страданий на лбу выступила испарина. Пленник заскрипел зубами. Задергал головой. По ногам побежала теплая жижа.
- Ты, чё, хрыч боярский, хотел подвергнуть пыткам Гришку Молчуна? До смертушки запытать?
- Помнишь меня? - грязная, потная рука схватила его за волосы и стала рывками трясти в разные стороны. - Помнишь, аспид ненавистный?
- Е-ей, ожгу! - хлесткий удар кулаком по лицу. - Мало? На... На... ещё!!!
Вокруг всё было как в багровом тумане. По рассечённому лбу медленно стекала вязкая, тёмно-красная струйка. Лицо всё горело. Затворник застонал и открыл мутные от боли глаза. Левое веко у него нервно дергалось, словно он кому-то хитро подмигивал. Глаз быстро опухал. Губы были разбиты.
- Эх, задком, кувырком, да и под горку... - сквозь пелену кровавого тумана слышался всё тот же ненавистный голос юродивого истязателя. - Слушай, князюшка, а давай ка я тебе, собаке высокородной, колено поломаю?
Сильный удар железякой по суставу. От боли Прозоровский резко выгнулся на стуле, широко открыл остекленевшие глаза. Лицо его исказилось. Боль волнами разошлась по телу. Пленник заскрипел зубами и до крови прикусил язык.
- Да чё колено? Все равно мне за тя ничё не будя! А когда возвернем назад - будешь свеж аки огурчик! - "заплечных дел мастер" гулко расхохотался над своей шуткой.
- Пожалуй, я тебе Иуде оби ноги загублю... Сколько ча, ты ирод, православных людишек на тот свет отправил? Эх, потешусь за всех, отведу душеньку!
Палач ощерился и начал охаживать князя железным прутом по ногам, всё больше и больше зверея от вида страданий затворника. Ноздри его раздулись, глаза недобро прищурились.
- На! На! На-а! - раздавались резкие выдохи.
Безумная боль. Воевода снова бесчувственно обмяк.
.....
Чувство всеобъемлющей боли. Она просто везде, по всему телу. Кажется, весь организм единый источник боли.
Какие-то звуки, шорохи, гул, гам доносятся до ушей. Но вдруг затворник что-то расслышал сквозь море тарабарщины в голове:
- ...Гри-и-ишка-а-а, я не по-о-о-о-онял? - в комнате появился неизвестный тягучий голос. - Ты-ы-ы-ы, что-о-о сделал?