- А не ты ли, смрадный пёс, всего восемь часов назад, похвалялся, что покосишь проклятых как траву? Что уже через два часа их головы будут висеть на копьях моих джигитов! И что случилось? Почему они живы? Я тебя спрашиваю? Где мой ясырь и где мои подарки?
- О, милостивый коджа! Твои нукеры были храбры и убили много неверных. Весь курган, за которым спрятались проклятые урус-шайтаны, "до небес" завален трупами неверных. Смрад от их поганых тел идет на многие вёрсты. Воронье тучами слетается терзать их бранные тела. Мы почти победили, но эти исчадия ада, как кроты со страха, закапались в землю и оттуда дьявольски часто и точно стреляют из неизвестного оружия. На расстоянии чуть дальше полета стрелы они убивают всех, кто движется в их направлении. Я сожалею... Нам временно пришлось отступить, чтобы перегруппироваться и послать за твоей милостью и подмогой.
- Грязная собака! - высокородный вскинул голову. В его узких, как щели, заплывших глазах загорелся злобный огонек. - Презренный шакал! Ты, потерял моих воинов? Их, что? Всех перестреляли голодные, измученные бабы?
- Не думай так, о, справедливый! - холодок ужаса побежал по спине сотника. Спазмом стиснуло горло, защипало в глазах. Он понял, что доживает последние минуты. - Я потерял не ВСЕХ, твоих воинов! Как ты учил, о мудрый Огулбек, да прославиться твое имя во веке веков, я проявил военную хитрость. После нескольких "успешных" атак, в которых твои воины сражались как львы, и убивали проклятых урусов десятками, я определил расстояние, с которого можно безопасно наблюдать за ними. А затем, окружил место, с которого они уже не смогут выбраться. Сейчас они как загнанные, шелудивые собаки: Голодные, измученные, истекают кровью, им просто некуда деваться. Через три дня, без еды, шайтаны начнут выть как голодные шакалы, через неделю - две, без воды они ослабнут, и выползут из своего укрепления. И тут, ослабевших, измученных мы раздавим голыми руками.
- Что-о? Терпеть насмешки ещё две недели? - мурза заметался по шатру, расшвыривая ногами валявшиеся на ковре золотисто-желтые подушки и пинками раздавая "гостинцы" охранникам. Он недовольно сорвал с козьего рога изогнутую саблю, подбежал к склонившему сотнику и, резко замахнувшись с плеча, снес ему голову. Презренно оттолкнул ногой задёргавшееся безголовое тело. Голова сотника откатилась к ногам оробевших охранников...
- Саип! - Огулбек нервно засмеялся. Затем оборвал смех и хлопнул в ладоши. - Поднимай нукеров. Я лично поведу воинов и раздавлю этих гяуров как поганых блох.
- Скольким, прикажешь седлать коней, о великий?
- Поднимай всех! Всех, сколько есть!
- Батюшка - кормилец, будь отцом милостивым! - благоговейно, переминаясь с ноги на ногу, жаловались челобитчики воеводе на очередные проделки купца из Таганово.
- Пришла бяда великая! - густым басом сопел мужик в суконной однорядке, опоясанной замызганным кушаком. - Пропадаем нонче! Хиреем! Купчишка Алешка Воронцов совсем не даёт жития добрым купцам на Москве. Озорует, творит беззаконие.
- Тьфу, нехристь, вор окаянный! - в исступлении он распахнул рубаху, рванул её в клочья, обнажил крест ...- Чтоб ему ни в дышло, ни в оглоблю!
- Чего лаетесь? - князь, боярин и воевода Борис Михайлович Прозоровский - в красном атласном кафтане, в бархатных малиновых штанах и синих, шитых по голенищу жемчугом, сафьяновых сапогах произнес недовольно, страшно выкатил глаза.
- Смилостивись! - один из ябедников ронял слезы в жидкую седую бороденку, поминутно кашлял и наклонялся. - Нет силушки терпеть обиду: Проклятый анчихрист усю улицу, за Арбатскими воротами, вусмерть перегородил. Теперяча тама нет ходу телегам, каретам, возкам. Одних безлошадных путников пропускают. Да и то в чистой, опрятной одежде. Как простому люду спокойно гулять, отдыхать, проходить на соседние улицы? Товар в лавках покупать?
- Афонька, ты, про какие такие лавки сказываешь? - боярин зажал в кулак длинную курчавую бороду, закряхтел. - Кто, куда и за каким товаром собрался идти? Пошто вы мне голову к обедне морочите. Там, на этом Арбате, всю жизнь был гадюшник и большая свалка мусора. Неслучайно добрые люди такие места всегда стороной обходили. А сейчас! Любо дорого поглядеть - чистота, порядок. Мусора нет. Купец всё вычистил, облагородил. Расписные лотки вдоль красивого кованого забора разместил. Лавочки для отдыха поставил.
- Батюшка, - не сдавались проплаченные конкурентами ябедники. - Так он вместе с мусором слой бесценной московской землицы снял.
- Знающие люди сказывают, что он вор, христопродавец, вывез её втихушку из города.
- И не просто вывез, а продал поганым за границу, - вежливо поправил рассказчика худощавый с плутоватыми глазами мужичонка в ситцевой рубахе. От него сильно попахивало водкой и чесноком.
- Зачем?
- Говорят, задумка у него такая, заговор тайный... Святую русскую землю собрать с наших улиц, да немцам поганым продать за ихнее злато-серебро. А иначе откуда у купчины такие ДЕНЬЖИЩА?
- Ага, продать, вместе с грязью и дерьмом! - раздражаясь, произнес воевода. - Иноземцам как раз нашего мусора не хватает!
- Баярушка - благодетель, не гневись, - козлобородый поднял голову, воровато оглянулся и молвил тихо. - Токмо, это ещё не всё.
- Что ещё? - глаза Прозоровского раскраснелись и стали грозно смотреть из-под широких кустистых бровей.
- Он аспид, такой хитрющий, что на кривых оглоблях не объедешь! Взял и на место убранной земли - матушки, положил заморский цветной камень. А по краям насадил иноземной зеленой травы с басурманскими цветами. Их зловоние портит запах на улице. Прохожие нюхают цветы - теряют разум и как ошалелые бегут к нему за товарами. А к нормальным купцам даже носа не кажут.
- Ерунда... - воевода недобро усмехнулся, оскалив белые крепкие зубы. - Пусть не нюхают. Короче, если у вас всё, то пошли вон отсюдава.
- Спаси тя Христос, надёжа - батюшка, - просители запоздало зашли с козырей. - А с позавчерашнего утра лиходей начал вообще издеваться над православными!
- Этот ирод, креста на нём нет, заставляет людишек за еду да срамную одёжку, мыть улицу!!! тряпками, смоченными мыльной водой. Они кажный божий день ползают на коленях по каменной мостовой. Горько плачут. Шоркают плитки до кровяных мозолей на руках.
- Вон, я сказал! - покраснев, запальчиво закричал боярин.
В приказную палату, расталкивая удаляющихся подкупленных страдальцев, "влетел" замыленный гонец. В пояс поклонился князю, молча расположился у двери.
- Ну, не томи, - сглотнув слюну, произнес воевода. - Сказывай.
- Только-шта получили известие. Тагановский купец держит слово: Софья Борисовна найдена. Она жива, здорова. В полной безопасности. Однако, есть плохая новость!
- Да говори же, ирод!
- Ваша дочь, возвращаться назад не желает!
123