Некоторые кивнули, но большинство молча сидели на скамьях, разглядывая витражи и кресты с безразличными выражениями на лицах. Даже дух Небесного Отца не взращивал надежду. Лир перестала что-либо обещать, но распорядилась отправиться на юг за домашним скотом — если для его охраны понадобится армия, они все соберутся. Следопыт рассказал, что иногда торговал с гномьим кланом — осколком древнего королевства — и эльфами-пилигримами, и Лир ухватилась за эти нити.
Однако её мысли всё чаще обращались на юго-восток, к городищу нежити, которое преграждало Бергольду короткий путь к цивилизации. Для масштабного нападения не было сил, но, возможно, существовали альтернативные пути? Это же горы — всегда может случиться лавина или оползень.
За мыслями о благополучии города Лир не заметила, что не обеспокоилась судьбой родных в столице, словно она осиротела. Должно быть, противостояние отца вышло из тени, позиции бездетного императора давно шатались, поэтому инквизиция перестала сдерживать свои аппетиты. Лир впервые за долгое время помолилась Всевышнему за душу Ламберта, и наивная девочка в ней напомнила о благословении — обещании вернуться.
В Бергольде и весной держался снег, хотя к лету, как говорили рыбаки, лёд на реке иногда приходил в движение. В лучшие месяцы земля оголялась, но оставалась твёрдой как камень, а горные вершины никогда себе не изменяли. В фантазиях о видах без снега пролетел следующий месяц — хмурый, тёмный, с яркими зелёными вспышками в небесах, что всем показалось плохим знаком. Зелёный — цвет проклятия Мортис. Однако мертвецы и так не давали передышек.
Когда люди начали падать в голодный обморок прямо на улицах, Лир поняла, что ни одно чудом подоспевшее стадо или внезапно наплодившаяся дичь их уже не спасут, да и ловить её будет некому. Выводку нужно вырасти, рыбе — вернуться на нерест. Зимой, когда казалось, что хуже быть не может, Годрик сказал, что только Лир способна принять трудное решение — и весь город словно замер, ожидая последнего слова, её решительности. Кому, как не ей, идти против догматов церкви? Возможно, именно поэтому она здесь?
После нападения мёртвого дракона покойников перестали выносить за стены, а прикапывали в самом дальнем уголке, под сторожевой башней. К счастью, их было всего трое — пока что трое. Монахини отпевали усопших, чтобы Мортис не возвращала их посреди города, и Лир, раскопав снег, не обнаружила следов расползающейся скверны. Поток высох, а значит, души упокоились на небесах, подле Всевышнего. Часовые молча наблюдали за ней, сидя на парапете — чтобы стоять, нужны лишние силы.
— Перенесите их в хлев, — тихо, но твёрдо приказала Лир первым попавшимся сквайрам. Один, всё сразу поняв, отказался, но остальные подчинились. Годрик шёл за ними, глядя себе под ноги потерянным взглядом — снова примирялся с совестью.
Все они однажды утешатся мыслью, что просто выполняли приказы. Лир не собиралась перекладывать ответственность, и когда сквайры положили одно тело на разделочный стол и побыстрее ушли, она не стала кого-то останавливать. Годрик застыл за спиной мрачной тенью, — как бы чувство долга его не придушило! — но и над ним Лир сжалилась:
— Сегодня вы свободны от своей клятвы, сэр Годрик.
Лишь когда он ушёл, она смогла собраться с мыслями; в одиночестве всегда лучше думалось — правда, не всегда со счастливым итогом. Когда-то Лир не могла кольнуть мышь иголкой, а теперь — с безразличием срезала промёрзшую одежду с мертвецов и примерялась, каким инструментом легче воспользоваться — пилой или тесаком? Студенистая плоть проморозилась до кости, так что выбор пал на пилу.
Лир ещё раз прислушалась к потоку и лишь затем, придержав мертвеца за плечо, начала пилить. Кровь скупо сочилась из надрезов, ведь большая её часть давно отлила вниз, к спине и затылку. С костью пришлось повозиться: руку не удавалось зафиксировать, да и сил не хватало, но Лир справилась, затем перешла выше, к предплечью.
Стук в дверь и скрип половиц не всколыхнули ни одну эмоцию, кроме раздражения.
— Госпожа, меня прислали вам в помощь. Я мясник… точнее, я был мясником.
Лир обернулась, продемонстрировала лежащего на столе человека, но мясник тихо закрыл за собой дверь, подошёл вплотную и наперво протянул ей замызганный передник, затем довольно уверенно выбрал тесак и без лишних слов пустил его в дело. Невольно Лир засмотрелась на длинные мускулистые руки, как филигранно наносились удары, без лишних движений. Он знал, как разрубить плоть так, чтобы её природа не бросалась в глаза, хотя с тощего мужчины на столе особо нечего было взять. На впалых щеках мясника Лир приметила очаровательные ямочки; теперь за такой работой хмурая отчуждённость вселила бы любому ужас.
Годрик вернулся с группой молчаливых молодых людей, которые заворачивали в мешки всё, что отделял мясник. Лир помогала ему в самом чёрном деле, когда тело преобразилось до неузнаваемости и лишь чертами напоминало что-то человеческое. Голос подрагивал, но мясник коротко объяснил, какие органы и как можно приготовить, сколько вываривать кости. Бульон — для самых слабых людей, ведь жирная пища могла быстро убить долго голодавшего, печень — для тех, кто постоянно болел, чьи зубы крошились и кожа желтела. Стянув грязные перчатки, Лир всё записала и подсчитала: один мужчина мог прокормить собой примерно шестьдесят человек за день — безумно мало, но это лучше, чем отдать его Мортис или закопать в землю.
Все три тела моментально разобрали на части, словно птичья стая налетела на куст смородины. Когда ушёл мясник, появились женщины с вёдрами и швабрами — они тоже боялись поднять взгляд, словно ждали грома, светящегося ангела, который спустится с небес и метнёт молнию. Однако ничего не произошло. Если бы Всевышний видел их, то давно бы помог.
Лир же, чуть не падая от усталости, думала лишь о том, чтобы помыться не по расписанию, однако Годрик и здесь опередил её, распорядился заранее. Когда она вернулась в комнату, то почуяла аромат бульона, и слюна тут же наполнила рот. Воспоминания о том, как руки в перчатках разбирали органы, словно сладости в столичной пекарне, вспыхнули и тут же исчезли. Лир села за стол в одиночестве и ложкой помешала бульон — настолько прозрачный, разваренный, что вряд ли бы тот утолил зверский голод.
Разглядывая разваристые серые кусочки мяса, она вспомнила о словах охотника над мёртвым драконом-трупоедом: «Один умирает — другой выживает. Здесь иначе нельзя». Аромат пробуждал воспоминания о далёких временах — дома, где лето существует, манящих запахах с кухни; мать просит не чавкать и есть как человек, а не животное, но впереди так много дел, что на еду просто нет времени…
С первой же ложкой по телу разошлось благое тепло; поток в Лир заливался энергией и требовал большего. Так и нити тянули жизнь из тела, даря второй шанс тем, кто ещё не обречён. Постукивая каблуком по полу, отбивая ритм какой-то мелодии, Лир в задумчивости допила бульон и жадно облизала тарелку.
Она собиралась выжить любой ценой.
========== 6. ==========
Снег не растаял и поздней весной, но утрамбовался достаточно, чтобы лошади и повозки могли спокойно проехать в горы и на радость голодным хищникам не застрять на подъёме. Лир удалось купить стадо и пару десятков кур, но ради них пришлось в прямом смысле повоевать с соседними деревнями. Однако благодаря частым стычкам с нежитью, волками и медведями ополченцы Бергольда не теряли ни форму, ни боевой настрой, в отличие от запуганных жизнью крестьян южнее. Крепость принимала первый удар, и если она падёт — все знали, — северные земли сметут полчища оживших мертвецов. Так что переговоры быстро увенчались успехом. В столице такую практику назвали бы вымогательством, но Лир считала её справедливой платой за безопасность.