— Всё так плохо, моя леди?
Он знал, какое обращение могло растопить её сердце, и Лир немного успокоилась. Дрожь всё ещё колотила, разгоняла кровь, но никто и не обещал, что знание окажется лёгким.
— А бывало иначе? — вздохнула она, и в тягостном молчании они направились домой.
Лир знала, что за полосой везения в Бергольде всегда следовала полоса внезапных трудностей, которые невозможно предсказать — для самого северного края Империи здесь происходило на удивление много событий. Первой весточкой цивилизации стало письмо от отца, посланное ещё зимой. Лир долго разглядывала запечатанный конверт, чувствуя необъяснимую тревогу, и Годрик вызвался зачитать его первым и принять первый удар.
Императора Мередора отравили, и, к своему ужасу, Лир распознала в описаниях болезни схожие признаки с отравлением Эрхог императора Демосфена: видимо, инквизиция всё-таки кое-что понимала и не гнушалась методами противника. Если, конечно, Лир сама не привела их к формуле во время расследования.
— Возможно, оставшись в столице, я смогла бы его спасти, — упавшим голосом произнесла она, шагая по комнате от стены к стене. Годрик нахмурился.
— Думаете, он уже мёртв? Полгода прошло. — Она кивнула и спрятала лицо в ладони: если это правда, тогда Империя уже раскололась, а её семья либо убита, либо в бегах. После паузы Годрик прокашлялся и продолжил: — «Я счастлив знать, что ты далеко отсюда, Лир, и молю тебя не возвращаться. После твоего изгнания гнев инквизиции пал на дочь графа Марка, Одель — ей приписывают связи с демонами, а их город взяли в осаду…»
Наконец Лир упала в кресло, где обычно по вечерам сидел Годрик.
— Одель… Она же чистая монашка — скучная, как палка… Хотя знаешь, я не могу не восхититься стратегией инквизиции. Потрясающее злодейство! Интересно, что бы они сделали со мной чуть позже?
Взгляд Годрика излучал просто божественное негодование; казалось, надели его Всевышний хоть каплей магии, и молнии вылетят из глаз. Всё это время он, конечно, размышлял, почему Лир отослали, — но теперь уверился, что обвинения надуманы. Как бы Годрик ни злился, он был рад всё это увидеть.
Далее отец упомянул, что Ламберта отправили с особой миссией подальше, ещё до отравления императора, но подробности опустил — видимо, письмо могли перехватить.
— Значит, капитана Императорской Гвардии тоже нет в столице, — подытожил Годрик. — Не могу поверить, что инквизиции так просто далась победа!
Они оба перестали предполагать и говорили о падении власти императора как о чём-то свершившемся. Богобоязненные подданные Империи с готовностью поддержат инквизицию — а значит, и саму веру. Это конец всему, что Лир держало за прошлое — теперь путы разрублены окончательно.
Мысли о судьбе родителей и кузенов тяготили, но отец прав: бежать на помощь сейчас, вслепую, бессмысленно. В их силах только молиться, ждать и сражаться. Лир на дух не переносила матушкины похмельные мигрени и причитания, но теперь отдала бы всё, лишь бы только узнать, жива ли она.
Лир поудобнее расположилась в кресле, перекинув ногу на ногу, и уточнила:
— Для Бергольда ничего не поменялось. Если Империя падёт, мы об этом даже не узнаем.
Годрик понял, о чём она говорила, но повода для шуток не нашёл:
— Вы бы остереглись такое пророчить: беда никогда не приходит одна.
В тот вечер Лир посмеялась над его суеверностью, перенятой от жителей Бергольда, но вскоре пожалела об этом: когда охотник с очередной вылазки принёс не подбитых куропаток, а голову демона.
— Он что-нибудь сказал перед смертью? — уточнила Лир, зная, что её люди стреляли метко, но понимали, в каких — особых — случаях жертве можно помучиться.
— Что орда направляется сюда.
Уже через неделю демоны отрезали последний лёгкий путь на юг, и что случилось с тамошними деревнями, никто не знал. Посреди леса день за днём рос их обугленный город, похожий на гигантское гнездо, и земля вокруг него покрылась не снегом, а пеплом. Огню не прижиться в горах, но только не адскому пламени Бетрезена.
Никто не знал горы так, как жители Бергольда. Лир, облачённая в шубу разведчика из белых волчьих шкур, своими глазами увидела полчища демонов и осталась незамеченной. Демоны копили силы после непростого перехода и к чему-то готовились, но люди не собирались просто сидеть и ждать: шпионов безжалостно убивали, а их трупы оставляли на съедение волкам — пусть привыкнут к горячей плоти. Нежить тоже обратила внимание на новых соседей, хотя их городище демоны брезговали трогать.
Старика в лесу видели всё чаще, и Лир велела держаться от него подальше: наверняка тот решил найти другого безумца для своих целей. К счастью, его появление связали с демонами, и монахини как следует запугали прихожан. Старик всё ещё говорил о внучке, но истории менялись, как и просьбы — то он просил воды из отдалённого родника, чтобы жертва ушла в лес себе на погибель, то предупреждал о конце света; охотники рассказывали, что он блокировал тропы каменными глыбами и пробуждал элементалей.
Казалось, весь мир сошёл с ума в одночасье, а Лир пыталась сохранить баланс в центре бури, где пока ещё спокойно. Город-крепость Бергольд продолжал стоять посреди снежных пустошей невозмутимой глыбой, и его жители, как обычно, адаптировались к изменяющимся условиям. Можно сказать, жизнь практически не изменилась.
Через пару недель после явления демонов, услышав колокол, Лир приготовилась к очередному бою, но, выйдя во всеоружии на стену, она увидела сине-серебряные стяги Императорской Гвардии на горизонте. Тяжеловооружённый конный отряд тонким ручьём поднимался с юго-запада, огибая лес и обвалы. Лир скомандовала поднять ворота, но на душе вместе пламенного восторга трупным червём извивалась тревога. Спустившись по ступеням, словно во сне, не чувствуя ног, она услышала родной голос, раздающий указания её людям:
— Разгрузите припасы, отведите лошадей в стойла и напоите, а также выделите комнату для леди — ей требуется отдых… И приведите проводника срочно!
Ламберт всё ещё внушал трепет даже незнакомцам, подгонял их своей уверенностью, статью и строгим взглядом. Конюх, увидев столько лошадей впервые за год, растерялся и не сразу вспомнил, что мог с ними управляться. Он схватил за поводья тощую белую клячу и помог слезть миниатюрной девушке: когда её босые ноги коснулись замёрзшей грязи, Лир вздрогнула. Рыцарь подле Ламберта тут же выделил её в толпе и нахмурился.
Тугой узел где-то в грудной клетке продолжал затягиваться, мешая вдохнуть, злость на незваных гостей струилась по венам, а в голове вовсю строились подсчёты неожиданных расходов, но Лир выпрямила спину, как подобало хозяйке, и дождалась, когда Ламберт спешится.
— Приветствую вас в Бергольде, дорогой кузен.
Лир понятия не имела, как изменилась за год изгнания, но Ламберта она едва узнала: светлый взгляд потускнел, как и волосы — впрочем, седина всё равно ему шла. Прошлое казалось таким далёким, идеальным, и образ Ламберта в памяти, к разочарованию Лир, сохранился иным. Ведь он вдвое старше её и давно начал седеть — почему же она раньше этого не замечала?
Он тоже не сразу признал родню — не ожидал увидеть, — хотя быстро нашёл, что подметить:
— Вы снова там, где опасно и трудно, — всего на миг Лир показалось, что вот он, рыцарь из её юности, тепло улыбался знакомой истории, однако следующим жестом мгновенно разбил иллюзию: — Пожалуй, вы мне здесь пригодитесь. Я оставлю вам письмо с распоряжениями. А теперь скажите мне, не хранит ли церковь записи о разрушенном храме Галлеана и портале?
— Я и без церкви смогу вам ответить, — Лир улыбнулась так, что испугались бы снежные волки, но Ламберт словно ничего не заметил — он никогда в самом деле не смотрел на неё, не видел.