Требовалась целая жизнь, чтобы познать высшее искусство целительства — научиться чувствовать дыхание Всевышнего и поток, пронизывающий весь Невендаар. Иноэль также обладала этим даром, но давался он ей просто, как дыхание; гвардейцы обмолвились, что её молнии не знали промахов и достигали цели даже в укрытии — впрочем, чего ещё ожидать от небесного создания? Из любопытства Лир напоследок потянулась к её потоку и чуть не ослепла от восхитительного, чужеродного света.
Впрочем, энергия постепенно, каплей за каплей, покидала смертное тело, и время, подаренное Иноэль, подходило к концу. В конце пути она неизбежно умрёт, и Ламберт явно гнал эту мысль подальше. Оставалось лишь восхититься жестокости высших сил, практичности их подхода к своему инструменту.
— Наша гостья тоже таит множество сюрпризов. Ламберт ведь так и не сказал, в чём её миссия, куда Иноэль направляется и зачем? — Годрик, поразмыслив, отрицательно покачал головой, и Лир задумалась. — Ты же нашёл общий язык с оруженосцем кузена, Стаффордом?
— Он сказал, что Иноэль послана Всевышним, но пути его не…
— То есть он не знает?
Годрик кивнул. С некоторых пор Лир терпеть не могла громоздкую манеру общения благородных, в которой можно было спрятать как смысл ответа, так и его отсутствие. На севере тот, кто много болтал, быстро лишался голоса.
Бряцанье рыцарских доспехов разносилось на всю крепость, так что Лир и Годрик понизили голоса до шёпота, когда кто-то прошёл под обзорной площадкой для стрелков, где они стояли.
— К слову, Стаффорд упомянул о встрече с неким старцем в лесу. Тот вынудил их набрать для внучки воды из целительного родника, который охраняли элементали земли, и сильно удивился, что они вернулись, можете себе представить?
— Какой тёплый приём, — Лир ответила желчным тоном и задумчиво проводила взглядом удаляющийся отряд: гвардейцы спешно собирались в дорогу. — Как думаешь, дело в Иноэль?
Годрик протяжно выдохнул, собираясь с мыслями.
— Старик никогда не действовал грубо, если вы об этом. Скорее, играл с нами, забавлялся? Иноэль, возможно, представляла для него угрозу, или же он тоже хочет завладеть силой ангела.
Не зная, что ещё сказать, — да и нужно ли было? — Лир промолчала о подробностях их последнего разговора, о которых Годрик никогда не спрашивал, и вернулась к более насущным делам. Пока что орда разбивалась о стены Бергольда как волны о скалы, но сколько они могли продержаться без помощи гвардейцев? Ламберт собирался идти глубже в горы, в неизвестность, а за ним по пятам хлынут демоны, пока не загонят в ловушку. В своей вере в высшее благо он не думал, что предстоящая битва могла превратиться в бойню.
Ламберт не знал — или не хотел знать, — что творилось в столице, не подозревал о судьбе их семьи и не интересовался, почему инквизиция упрятала Лир так далеко от мира. Она долго выстраивала в уме возможную преемственность и пришла к выводу, что лучшего императора на смену Мередору Империи не найти: Ламберт — герой войны, защитник людей, ему доверили, возможно, важнейшую миссию в истории, да и по крови он близок к правящей династии. Однако думал ли он об ответственности перед расколотой отчизной или хотя бы о родном Триэле? Все его мысли занимала девушка, которая не раскрывала своих тайн, но попросила довериться ей на слово!
Ярость полыхала в сердце так ярко, что впечатлила бы любого демона. Лир предстояло не только выжить, но и проследить, чтобы старший кузен, ослеплённый светом ангела, не принёс бед и не убился с именем прекрасной дамы на устах как в рыцарских романах.
Лир сжала руки в кулаки, чтобы хоть немного успокоиться и решить, как поступить дальше. Бряцанье доспехов приблизилось: кто-то из рыцарей поднимался к ним по лестнице.
— Нет, нам больше нечего отдать, езжайте с богом, — сквозь зубы бросила она далеко не гостеприимно. Годрик странно прокашлялся, словно давился смехом.
— Боюсь, я попрошу ещё кое о чём, дорогая кузина, — совершенно спокойно произнёс Ламберт. Когда Лир обернулась, то увидела виноватую улыбку на измождённом лице — успел ли он поспать хоть одну ночь спокойно? — Ваше благословение всегда меня спасало, и сейчас я особо в нём нуждаюсь.
Значило ли это, что Ламберт не забывал свои корни? Лир очень хотелось так думать: и когда безумие вокруг упавшей звезды иссякнет, он вернётся к реальным проблемам в сердце Империи и поставит инквизицию на место, срубив пару десятков горячих голов. В его глазах читалась усталость не только из-за долгого пути, но и от увиденного за пределами столицы; стойкая, как скала, вера в людей постепенно истончалась, и Лир постыдилась своего гнева: если Ламберт разочаруется в них, то и Всевышнему незачем заступаться.
Годрик тактично отошёл в сторону, оставив Лир наедине со своими смешанными чувствами. Она кивнула, и Ламберт опустился на одно колено, смиренно преклонив голову. Что бы ни задумала Иноэль, он не позволит сотворить зло — в этом Лир была уверена, поэтому с чистым сердцем прочитала молитву.
— Вы отправляетесь в дикие земли, где не действуют законы Империи, а природа — наш главный друг и враг. Прошу вас, будьте осторожны и не доверяйте всецело своей чести, а если вновь увидите старика в лесу, не отвечайте ему, молчите.
— Стаффорд до сих пор ворчит, что я воспринял его беду всерьёз. Но такие истории случаются тут и там, разве нет? Нужно помогать ближнему.
Лир улыбнулась, кивнула; сердце каменной скорлупой охватило дурное предчувствие.
— Согласна, но давайте для него сделаем исключение, дорогой кузен. Впрочем, здесь куда больше привычных опасностей, чем вам кажется. Пройти к порталу можно лишь через земли нежити, и это тревожит меня больше всего.
Ламберт поднялся и вдруг заключил Лир в крепкие объятия. Она чувствовала на плечах тяжесть его кольчуги под кафтаном, далеко не благородный запах тела; борода щекотала кожу. В следующий миг он отступил, словно устыдился порыва, и взглянул на неё уже без тени улыбки.
— Вот поэтому у меня была ещё одна просьба: едем с нами, Лир? Вы как никто знаете эти места. Я защищу вас, даю слово.
Сердце встрепенулось, сбросило наледь — как бы ей хотелось услышать эти слова раньше! Однако ещё год назад Лир была совсем другим человеком, ненужным Ламберту, а теперь всё вдруг в одночасье поменялось. У неё не было мысли мучить его, пользоваться своей мнимой крошечной властью на этих богом забытых горах, но на душе горьким осадком оседала злость — в основном на себя, за глупые незрелые мысли.
Не зная, как выразить скопившуюся за долгие годы нежность, Лир неловко покачала головой, чувствуя, как горят щёки. Мысль, что рискует он ради своей звезды, быстро отрезвила; голос предательски подрагивал, но с каждым словом крепчал и насыщался уверенностью:
— Не могу. Я понимаю ваше рвение, но Бергольд спас мне жизнь, здесь я нашла новый дом и не могу его бросить на растерзание демонам. Мы прикроем ваш отход, как было оговорено, и да хранит нас всех Всевышний.
Ламберт понимающе кивнул, затем снова улыбнулся.
— Вы сильно изменились, кузина.
В один миг пережитые ужасы зимы словно ледяной волной окатили; Лир выждала один вдох и ответила:
— А вы остались прежним, кузен.
— Буду считать это за комплимент.
Влюблённость окрыляла его без касания Всевышнего, молодила — в ярком свете дня седина почти не бросалась в глаза, словно волосы выцвели от солнца в долгом пути. Таким Лир его и видела в последний раз — благословляя своим восхищением.
Она проводила Ламберта взглядом до лестницы и облокотилась о стену, ожидая очередной мудрости от Годрика: хоть он и отошёл для вида, но всё слышал.
— Я горжусь вами, моя леди. Вы сделали верный выбор.
— И всё ещё не высказала всего, что думала, но кто я такая, чтобы указывать на грехи? Обвиняют обычно после победы, когда бросаться уже не на кого.