Лир схватилась за голову, но ей мешал шлем; инстинкты требовали сбросить его и подставить лицо свету. Однако в ответ она вцепилась в нити и потянула мага за собой, сбрасывая морок. Пот заливал глаза, несмотря на ледяной ветер; сама Бездна словно дохнула на Лир. Пепельная кожа с рытвинами на перекошенном лице мага больше роднила его с ходячими трупами. Он что-то пробормотал, снова сжал сердце в кулаке, и Лир в тот же миг наконец воткнула меч в огромный глаз на груди. Горячей вспышкой её отбросило обратно к воротам, где уже шарила когтистая лапа; воздух выбило из груди, и Лир закашлялась от смога и вони.
Силы быстро покидали её, но бурный источник энергии будто сам потребовал к нему потянуться, инстинктивно. Взгляд прояснился, Лир почувствовала прилив бодрости и успела закрыться руками от острых когтей. Ополченцы пришли ей на помощь: воинственные крики людей отвлекли едва подоспевших демонов, раздался громовой раскат, и Лир оглушило разрядом. Кто-то оттащил её за руки подальше от битвы, но она смогла подать знак, что ещё в строю. Раздался смех — внезапно чересчур радостный для кипевшей бойни:
— Смотрите, неубиваемая наша герцогиня!
Лир не смогла встать на ноги без помощи, но в целом она чувствовала себя неплохо: казалось, болела каждая мышца в теле, в голове звенело, но если забрать ещё немного чужого потока, то даже переломы перестанут волновать; никто не сможет убить её. Жажда оказалась настолько сильна, что Лир забыла о своих людях. Растерзанные, обгоревшие тела валялись под ногами мусором — пустые, угасшие и бесполезные. Демоны припадали к ещё живым и вгрызались в глотки, обгладывали лица, вскрывали брюшину, раскидывая внутренности и стремясь найти сердце.
Человеческая плоть не создана для спасения — лишь для питания тех, кто стоит выше и лишён страха смерти. Демоны черпают в жертвах своё бессмертие, но то — мука под гнётом их господина; куда легче под костлявым крылом Мортис — ласковой матери нежити. Все рождаются, чтобы умереть. Смерть — это любовь.
Копейщики перекрыли обзор спинами, и Лир, чувствуя только раздражение, подняла руку, чтобы впиться им в души. Однако Годрик перехватил её и притянул к себе; дохнуло кровью из расшибленного лба.
— Я знал, что вы выстоите, моя леди!
— Нет, нет… я не…
Лир глотала воздух ртом, точно выброшенная на лёд рыба, и попыталась снова стянуть шлем, чтобы избавиться от навязчивого шёпота, — «забери, поглоти, убей!» — но Годрик перехватил её руки, лязгнув металлом.
— Посмотрите на меня, — вкрадчиво, требовательно, но с нежностью сказал он и бросил взгляд за спину, где копейщики теснили демонов. — Вы справитесь. Я всегда буду рядом.
Она лихорадочно закивала, чувствуя, как слёзы ручьями текли под шлемом, мешая увидеть его лицо, и когда Годрик развернулся навстречу опасности, Лир кинулась следом, уже крепко обхватив рукоять меча. Высшие демоны разнесли ворота, отбросили покорёженный металл через всё поле боя, размазав неудачливого импа, и чуть не застряли вдвоём в узком проходе. Лир тут же поняла, что пришло время для контратаки.
— За Бергольд! — взревели люди и побежали к воротам.
Демоны, неспособные к защитной тактике, быстро дрогнули под натиском. Копья рвали изъеденные проклятием тела, щиты оглушали и отбрасывали, стрелы впивались иглами, а молнии обугливали почище пламени. Целительная сила монахинь окутывала их с тыла. Лир била мечом, не соображая, куда целилась, доверившись инстинктам и тренировкам. Годрик, как обещал, сражался с ней бок о бок, прикрывал щитом и подбадривал. Вместе все люди превращались в необузданную силу.
Демон с огромной секирой успел проредить копейщиков, но лучники сумели завалить его. Когда монструозная туша упала, испуская волны пламени, в ней можно было насчитать сотни стрел. Второй высший демон оказался слабее, но всё равно выносливым и злым. Уворачиваясь от двуручного меча с зазубринами, Лир боролась с тягой вытянуть немного из его бурного потока — не для себя, а чтобы помочь раненым, — но боялась снова сорваться.
Она стояла в строю до последнего, и когда демоны побежали прочь, провозгласила победу. Казалось, весь Бергольд ответил ей кличем, а затем смолк в знак траура. Лир прошлась по двору, где этим же утром отбывали гвардейцы, в бессильной злости осматривая тела: она искала теплящуюся жизнь и помогала монахиням вытаскивать бойцов с края смерти. К закату все украденные у демонов силы ушли на целительство, благое дело.
Лир снова оказалась в церковном лазарете посреди стонов раненых — разбитой и растерянной. Вдыхая запахи зелий и масел, закрыв глаза, можно было решить, что Всевышний вернул её к началу, чтобы исправить ошибки. Только Годрика в этот раз не было рядом: после осады ополченцы, а в особенности лучники, возлюбили его пуще прежнего и видели в нём своего нового командира.
Спрятав лицо в ладонях, Лир готовилась к следующему шагу. Теперь казалось очевидным, что ложь привела её сюда и принесла одно горе, а умирать с этим грузом она не хотела. Видимо, поэтому рыцари в балладах и романах исповедовались перед битвой, чтобы уйти с чистой совестью. Наконец собрав остатки чести, Лир покинула церковь и застыла за порогом, наблюдая, как люди разбрасывали снег по мостовой, счищая реки крови и фрагменты тел. Неподалёку охотники смеялись, как волки загнали остатки орды почти на подходе к их проклятой крепости.
Ещё пара дней, и жизнь вернётся в своё русло. Бергольду привычны испытания, а в отсутствии Лир и её вездесущего проклятия точно станет лучше.
Без доспехов и щита Годрик казался более открытым, простым — живым, — и Лир не сразу осмелилась позвать его: просто смотрела издалека, как он общался с ополченцами, разгружая её обязанности. Другого аристократа бы возмутило подобное рвение, но Лир искренне радовалась за него: прекрасно, когда добрый человек находил своё место. Однако когда один из мужчин кивнул в её сторону, Годрик обернулся, улыбнулся ей и, заложив руки за спину, чуть склонил голову в поклоне.
— Как вы себя чувствуете, леди Лир? — остальные, казалось, тоже беспокоились о её здравии.
— Прекрасно, — соврала она, — целители постарались на славу.
На самом деле Лир сама себя осмотрела в уединении, чтобы убедиться, что ожоги и шрамы прекрасно затянулись и просто немного ныли. С её рвением в бою любой давно бы скончался, и все прекрасно понимали это: в Бергольде хватало тайн, из-за которых инквизиция просто молча подожгла бы город со всеми еретиками.
Вдвоём они подошли к воротам, где вовсю кипел ремонт; за стенами полыхал костёр с останками демонов. Годрик хорошо знал Лир и чувствовал, что разговор предстоял непростой, о чём сказал напрямую. Сердце колотилось до боли, отчего дышать становилось тяжело. Она столько раз репетировала своё признание, а теперь думала, какой же трусостью от него веяло.
— Да, мне снова нужно уйти, но просто так сбежать не могу. Не после того, что я навлекла на этих людей, — Лир искоса посмотрела на кузнеца, беззлобно бранящего усатого каменщика. Стражники следили за руганью со стен, и даже молодой маг усиленно делал вид, что читал, а не подслушивал. Прилив нежности к каждому затопил сердце, и Лир не смогла закончить.
Годрик встал ближе, чтобы их никто не услышал, и с непониманием пронзил её взглядом.
— Из всего, что произошло за год, вашей вины нет. Такого не бывает…
— Помнишь портовый город? — резко перебила Лир и нервно сцепила похолодевшие пальцы в замок. — Осада длилась так долго, мне не хватало сил, но нас учили спасать каждого, поэтому я не отходила от раненых больше суток, — лицо Годрика окаменело, когда он понял, что речь шла о нём. — Двое должны были погибнуть, если бы я продолжила бессмысленную борьбу, поэтому я решила принести в жертву умирающего от яда солдата, чтобы спасти другого, у кого осталось больше сил выкарабкаться.