Продолжая тараторить, Лир мысленно запнулась, услышав свой голос: тогда она принесла жертву… в церкви — на священной земле. Проклятый старик не знал этого? Или же скорее обманом вынуждал пойти на новое преступление, чтобы позабавиться, когда Лир упала бы на самое дно и с радостью приняла тьму? Внезапное озарение выбило слёзы, а следом пришла всепоглощающая ярость, однако Годрик снова воспринял всё не так.
Он молчал, глядя сквозь неё, пытаясь принять тот факт, что жил за счёт кого-то другого — возможно, если они не дружили, то наверняка тесно общались, и его лицо преследовало Годрика в кошмарах. Пытаясь сбросить ответственность, Лир, как всегда, погребла под ней невинного человека.
— Но… как? — только и пробормотал он.
— Инквизиторы тоже хотели знать. Это воровство жизни, Годрик, область некромантии, которая вышла из целительства. Я хотела помочь людям, но переоценила свои силы и едва не погубила душу. Ты спас меня в бою, даже не подозревая об этом. Я была беспечна и глупа, так что инквизитор сделал мне одолжение, сослав сюда.
Она нервно рассмеялась и посмотрела на юг, где Ламберт в этот момент наверняка думал, как преодолеет город мёртвых. Их семейка несла разрушения и хаос ради собственных слепых целей, не обращая внимание на бессмысленную войну и мутные планы высших сил.
— Что вы собираетесь делать?
Голос Годрика стал бесцветным, но Лир уже устала разочаровываться сама в себе.
— Сделаю что-то хорошее. Может, ты прав, и я здесь не случайно.
Словно в подтверждение её слов, стражи на стенах оживились и прокричали: «Смотрите!» Лир выбежала через пустую арку ворот и увидела приближающегося коня без всадника.
========== 8. ==========
Интуиция подсказывала, что доспехи ещё пригодятся, и Лир, не успев очистить от крови демонов и копоти, облачилась в них снова, словно брала передышку, а теперь продолжала затяжной бой. Кузнец предложил заточить меч и приступил к работе в мрачном молчании. Конюх угощал испуганного коня сеном; на попоне виднелись длинные кровавые полосы, словно наездник пытался цепляться за седло. Годрик маячил за спиной и отваживал зевак, сообщая, что миледи поедет вслед за кузеном и не нуждается в сопровождении.
— Вы же вернётесь, не отправитесь с ним в столицу? Нет, дело благое, раз там бардак такой, но нам вы уже как родная. Берегите себя, — бормотал кузнец, пока осматривал лезвие на уровне глаз. Лир искренне улыбнулась.
— Спасибо за помощь.
Сердобольная служанка, которая знала, что Лир сама бы о себе не позаботилась, принесла с собой снеди в дорогу. Егерь по второму разу объяснил, как лучше догнать гвардию, сторонясь дорог и засад, однако предупредил: путь всё равно займёт больше суток. Он был уверен, что Ламберт привлёк внимание лидера демонов, и на Лир никто не обратит внимание; впрочем, в далёких от города землях оставались другие опасности.
Годрик перехватил поводья и повёл коня к воротам, почёсывая ему ноздри с каким-то потерянным видом. Лир поняла, что от прощального разговора так просто не отделается. Она закрепила шлем и меч у седла, положила в боковую сумку свёрток, и рука Годрика в меховой перчатке накрыла её — в засохших подтёках крови. Лир вздрогнула.
— Вы хороший человек, миледи. Всевышний не оставит вас в трудную минуту.
— Если только я сама его не оставлю.
— Вот именно. Люди несовершенны, но в этом наша суть. — Годрик сделал шаг назад, словно заставляя себя отпустить её. — Только падшие не переживают о своей грешности… а ещё инквизиторы, — добавил он, забавно скосив взгляд вверх. Лир прыснула от смеха, не успев сдержаться.
Страх отступил, и нежность затопила кровоточащее сердце. То же наверняка чувствовал он: признательность за спасение пополам со стыдом. Прошлого и чужого решения не вернуть, да и свою жизнь отдавать обратно на его месте вряд ли бы кто-то захотел. Годрик видел в ней только хорошее, и Лир черпала силы в его вере весь этот год. Он спасал её куда чаще — одним присутствием — и не оставил сейчас.
Улыбка Годрика померкла, когда он наконец выпустил своего внутреннего демона:
— Не могу вас судить, потому что сам грешен: я воспользовался любимой женщиной в сложный час, хотя поклялся её защитить. Я мог остановиться, но не захотел. Разве это можно исправить?
— Ночь была жуткой, и мы оба не хотели провести её в одиночестве. Она до сих пор длится. — Поэтому Лир должна была спешить, хоть и тянуло остаться — продлить мучения. — Когда всё закончится, начнём сначала?
Годрик обратил к ней лицо, не веря собственным ушам, и робко улыбнулся; им обоим хотелось верить, что будущее наступит. Лир быстро поцеловала его и сама смутилась своей наглости, однако Годрик не позволил отстраниться, прижал к себе за плечи, пачкая руки и рубаху сажей и демонической кровью. Он отвечал на поцелуй с такой страстью и любовью, что Лир с лёгким головокружением ощущала, как в ней пробуждаются лихорадочный жар, трепет и восторг. Ополченцы на стенах подбадривали их радостными восклицаниями и хлопками.
Когда Годрик наконец чуть отстранился и провёл пальцами по её лицу, Лир уже сомневалась в первоначальном самоубийственном плане. В это короткое лето посреди снегов и холодного ветра ей впервые так хотелось жить: даже на краю смерти в ней не просыпалось столько воли, страха и желания осчастливить другого. Люди вокруг улыбались, радуясь доброму событию.
— Согласен, но для начала вы должны вспомнить, что сражаетесь не в одиночку.
Лир покидала Бергольд как в тумане: руки тряслись, а разум словно поплыл в небытие, но боевой конь без неё знал, что делать. Если бы не Годрик, она наверняка что-нибудь бы забыла. Фигуры у ворот и на стенах провожали взглядами, напоминая, что дома её ждали. Вдохнув холодный воздух и наконец собравшись с мыслями, Лир пришпорила коня.
Как и рекомендовал егерь, она держалась в стороне от старых эльфийских дорог, потратила больше времени, но не встретила ни разбойников, ни зеленокожих. Только гоблины пытались достать её стрелами и камнями, но те отлетали от брони и деревьев. Иногда ей мерещилась фигура старика с посохом в руке, и внимательный взгляд пробирал до костей ожиданием.
К ночи Лир вышла на заброшенную деревню, где, впрочем, остались свежие следы битвы; императорский стяг украшал ворота. Костры, палатки и тотемы были разбросаны и растоптаны. Непередаваемая вонь зеленокожих выбивала слёзы, отчего и конь недовольно взбрыкивал. Трупы оставили на съедение животным или нежити, но разложение пока не успело их затронуть.
Недовольно побурчав сама себе под нос, Лир наперво избавилась от доспехов, затем собрала все трухлявые, изъеденные мышами шкуры и покрывала — одним накрыла коня, во второе укуталась сама. К вони оба уже привыкли. Костёр пришлось разобрать и перенести между домами, чтобы не привлекать внимание, однако после налёта Императорской Гвардии вряд ли зеленокожие скоро рискнут сюда сунуться. Лир растопила немного воды, отогрелась, напоила коня и покормила хлебцами, закрыла его в прохудившемся амбаре, заперев дверь на засов, и отправилась искать себе ночлег. В одном из уцелевших домов она устроила себе из шкур и пледов нечто вроде гнезда.
Раньше Лир думала, что в Бергольде по ночам тихо, но теперь нутром ощущала, что такое настоящее одиночество. Инстинкты обострились; точно ожидающая нападения волчица, она пробуждалась с каждым странным звуком и, глядя на тьму под потолком, прислушивалась к стонам старых досок, уханью совы и завываниям ветра. К этим ощущениям можно было даже пристраститься, не меньше чем к алкоголю или азартным играм.