Лир думала о родителях — может, они точно так же ночевали в руинах, таясь от агентов инквизиции и собирая силы для борьбы по всей Империи, как их предок семьдесят лет назад? Отца уж точно не смутили бы трупы орков под боком и голод, но матушка к таким переменам вряд ли готова. Впрочем, был ли у них всех выбор? Возможно, их обоих казнили за измену, как только дал слабину император, и Лир фантазировала напрасно.
Словом, выспаться она не смогла и успокоилась, только когда надела доспехи, да и конь был явно рад покинуть зловонную деревню. Ближе к полудню Лир заметила чуть подмёрзшие беспорядочные следы от копыт, уходящие на запад: строй так не шёл, а значит, лошади понесли. Она рванула следом, наплевав на опасности, и обнаружила то, чего и ожидала.
Другие лошади без седоков мирно паслись на открытой поляне, где сошедший снег оголил старую пожухлую траву с тоненькими зелёными ростками. Природа здесь жила словно по собственным правилам, в своём собственном маленьком мире, и Лир, спрыгнув с коня, невольно засмотрелась на это великолепие.
Сложно было представить, что городище нежити всего в нескольких часах езды отсюда ожидало очередных гостей, а где-то в сердце отравленной земли зияла гнилостная рана — она чувствовалась даже отсюда, когда Лир приникала ладонями к траве и вслушивалась в великий поток. Ей не хватало опыта следопытов и уж тем более слуха эльфов, однако отголоски смерти разносились оглушительно, словно колокола, пугая всё живое одним поветрием.
Лир сняла перчатки и приблизилась к лошадям, позволяя понюхать ладони, затем погладила самого спокойного жеребца. В сумках нашлось много припасов, эликсиров и личных вещей, которые Лир не решилась трогать. Очевидно, что их хозяева мертвы, однако сердце не всколыхнулось в ответ. Она взглянула на своего верного коня, прикусив нижнюю губу, вернулась к своим вещам, чтобы забрать сумку с собой, накормила его и отпустила в сторону Бергольда — благо путь он уже знал, — и остальные трусцой отправились следом.
Лир помнила, что сражалась не в одиночку, но это была её опрометчивая сделка. Как только цепи разорвутся, Годрик и остальные смогут пройти невредимыми — если план сработает, конечно же. Она сконцентрировалась на магии внутри и распустила сплетённые нити Жизни и Смерти, оставив на руках последние, и чёрно-зелёный свет окутал ладони. Это оказалось так просто, что Лир окатило ледяной волной ужаса. Она накинула магию словно плащ, чтобы каждая нечестивая тварь могла учуять этот смрад.
Пешком несколько часов превратились почти в целый день. Лир выбилась из сил, а мрак неумолимо приближался с каждым шагом. Тишина объяла саваном, словно даже деревья боялись шевелиться на ветру. Граница нежити была очерчена в прямом смысле: земля впереди почернела и растрескалась как после пожара, и всё растущее на ней погибло. Лир поддела её сапогом и подняла облачко праха.
— Ваш кузен настырен, — она подпрыгнула от неожиданности, услышав ворчливый голос старика, и развернулась, держа руку на рукояти бесполезного меча. — …Пришли ко мне в гости без приглашения — как невежливо! Впрочем, я впервые по-настоящему впечатлён. Даже жаль, что ваше овечье племя больше мне не поклоняется.
Холодный пот прошиб тело; замерев на месте, Лир глядела на старца со светящимися синими глазами, который только прикидывался призывателем стихий. Теперь она понимала, что перед ней сам дух гор — обезумевшая душа проклятого края. Иначе просто не могло быть. Лир смогла разжать одеревеневшие пальцы и отпустить оружие, чтобы не провоцировать его, но не унять свой гнев.
— Что ты с ними сделал?
— Преподал урок, как заслуживала невоспитанная молодёжь. Поганец дерзнул назвать меня по имени и вызвать на бой! «Я не алчен, не завистлив: у тебя нет надо мной власти, Шлаахши!» — старик рассмеялся, передразнив пафосные речи Ламберта, но Лир не шевелилась даже после этой пощёчины. — Конечно, не вы его натравили, молодая госпожа, потому что не настолько глупы. К тому же вы — одна из нас.
Она так криво улыбнулась, что разболелись скулы. Вряд ли стоило ожидать от него прямого ответа, но если бы Ламберт умер, то старик не ворчал бы, а хвастался подробностями. Очевидно, что битва далась ему непросто, однако Лир не рискнула тянуть за нити; иллюзия поддерживала его обычный беззаботный вид.
— Наш род — само разочарование, — Лир отвесила издевательский поклон и сделала шаг назад, ступив на усыпанную прахом землю.
Старик не преследовал её, но обхватил посох обеими руками, словно раздумывал над этим; он нахмурился, оглядел её, что-то проворчал и исчез в столбе синего света. Лир наконец выдохнула и побрела по тропе, узнавая даже здесь эльфийские указатели. Пытаясь отвлечься от сковывающего ужаса, она представляла, как много лет назад здесь бродили живые, прокладывали торговые пути, строили города, заводили семьи и сочиняли песни.
Когда Лир заметила сгорбившуюся фигуру под деревом, то остановилась и вытащила из ножен меч; подошла ближе, готовясь блокировать удар, однако скелет в доспехах без интереса повернул к ней череп с горящим зелёным светом в глазницах и отвернулся. Лучшего знака не могло быть, и Лир, спрятав оружие, продолжила путь.
Мертвецы бесцельно слонялись, гремя ржавыми доспехами и подвывая. Чаще попадались древние скелеты без плоти, горбящиеся под весом собственной одежды, какой Лир не приходилось встречать прежде. Чтобы так истлеть в холодном климате, требовались сотни лет — или же стаи голодных птиц. Чуть реже встречались зомби, с которых не успело сползти мясо, в доспехах с имперскими символами — дезертиры, преступники и мародёры, нашедшие расплату. Обычно едва восставшие по памяти возвращались домой и зазывали живых родственников присоединиться к ним или мстили своим убийцам — если, конечно, было куда идти. Смерть стёрла вместе с плотью расовые различия, сплотила эльфов, гномов и людей, подарив последний приют каждому.
Лир шла на плач призраков; женские и детские голоса переливались какофонией из надрывного воя, рыданий, истеричного смеха и угрожающих выкриков. Белоснежные силуэты, словно сплетённые из паутины, метались в воздухе то в приступе горя, то в гневе. Когда призраки изучали Лир пустыми глазами, мышцы сковывало ледяным параличом.
Она обратилась к неповоротливому течению Смерти, напоминавшему патоку, и вздрогнула от нахлынувшего могильного хлада, терпеливо ожидающего гостей, а где-то неподалёку зияла открытая рана — исток кошмара. Старик сравнивал его с клещом, которого нужно выдернуть, но Лир увидела нечто другое.
Древний эльфийский город разросся по вкусу Мортис: из улиц торчали кости, словно рёбра гигантского монстра, что склонялись над почерневшими, обросшими прахом и паутиной домами; на камне росли странные полипы, сочащиеся гноем и чёрной жижей. Миазмы летали в воздухе, выбивая дыхание. Лир закашлялась, и призраки одновременно развернули к ней лица.
— Ты ещё не умерла, — детский голос искренне обрадовался, — но это ненадолго!
Паутина сплелась в маленький силуэт девочки в оборванном платье. Лир прикрыла ладонью рот и нос, чтобы хоть немного защититься от ядовитых испарений.
— Мортис служат и живые, — повторила она слова старика. Эрхог тоже признали нежитью ещё при жизни, но когда она действительно умерла, то обрела небывалую силу.
Девочка вспорхнула на порыве ветра и рассмеялась.
— Миазмы разрушат плоть, проникнут в кровь, пока ты не заболеешь и не присоединишься к нам навсегда. Так со всеми бывает.
Лир отмахнулась, когда ледяной обрывок платья коснулся головы, и указала в сторону истока.
— Я пришла посмотреть, что там. Ты знаешь?
Девочка издала странный неприятный звук, похожий на трель сверчков. Смешливые нотки в её голосе звучали одновременно с высоким криком, словно наслаивающееся эхо:
— Там гниёт обманщица! Ложный оракул!