Лир тут же пошла дальше, но девочка увязалась следом, отпуская оскорбления в адрес мёртвой женщины. Тонкие и невесомые, как солнечные лучи, нити Жизни сами потянулись к Лир. Словно воочию город сбросил призрачный лик, оголив на миг каменные стены высоких башен и переплетённые корни великого древа; она шла к поляне с рунными камнями, где толпились эльфы, выкрикивая такие же проклятия. В центре стояла девушка с поникшей головой; из её растрёпанных светлых волос сочилась кровь.
Они потребовали донести слова Галлеана, которых она не услышала, а когда время вышло, привели её в Круг спригганов под очи архонтов. Защитник города уже был мёртв, и его голову насадили на пики горные великаны. Лесной пожар подходил к границам, и горячий дым простирался перед ним стеной до небес.
Они не хотели слышать, что их бог мёртв — разорван в клочья, а его сердце летело к солнцу, — и велели деве лечь на священную землю, чтобы смиренно ждать спасителя. Удушливый дым накрыл город, а Галлеан так и не пришёл.
Они говорили, что спаситель появляется лишь тогда, когда он действительно нужен — значит, дева недостаточно страдала. Тогда они собрались вновь и взяли в руки камни. Как и было велено, дева смиренно лежала, терпеливо принимая удары, плевки и оскорбления во имя всеобщего спасения, пока её мысли не упали к молчаливому небу. Только старый дракон, ровесник всего сущего, услышал её последний вздох и обезумел, увидев, что они натворили. Корни их злобы проросли в землю сквозь её тело и отравили хранителя гор, а с ним — обречённый город, что переродился с новой богиней, возлюбленной женой Галлеана.
Едва чувствуя своё тело, Лир вынырнула из чужих воспоминаний и оперлась о рунный камень; глаза слипались, так что пришлось ударить себя по щекам, чтобы не уснуть стоя вечным сном. Страшные сказки, с которыми Лир коротала вечера, ожили на её глазах. Дева до сих пор лежала на том же месте, ожидая спасителя — белый силуэт на чёрной земле со сложенными на груди руками, от которого ползли чёрные, жирные нити не-жизни, их проклятия.
Отмахнувшись от призраков, назойливо витавших вокруг, Лир упала на колени перед ней, понятия не имея, сработают ли молитвы на представителя другой расы. Лицо девы расплылось дымкой, словно перед смертью его разорвали в лоскуты. Оракулы отличались талантом к целительству и отлично слышали лес, а значит, тоже могли повернуть поток вспять: вместо того, чтобы спасти себя, она отравила своих мучителей, используя энергию природы. Лир тяжело вздохнула, прекрасно представив себя на её месте.
Живые и мёртвые устали от проклятия, однако не было никого, кто подарил бы им благословение — направил взор Всевышнего во тьму и вернул забытым душам свет. Ламберт говорил, что молитвы возвращали его домой невредимым, ведь Лир желала этого всем сердцем. Теперь она просила спасения для целого города, словно сама стала нитью между богом и миром:
— Всевышний, Верховный Отец, ты видишь эти измученные души? Мы все равны перед тобой в своём смертном несовершенстве. Прости нас и принеси покой…
Лир говорила всё, что приходило в голову, наверное, больше имея в виду себя, чем мёртвую измученную женщину; и когда сил не осталось, чтобы и на коленях стоять, её руки охватил серебристый целительный свет. Опёршись на локоть, Лир скатилась на то же место, где лежала оракул, и посмотрела на безразличное небо её глазами. Здесь она молила о помощи, и мёртвый, сошедший с ума дух до сих пор не мог забыть её.
Поток словно вскипел, вырвался из-под земли, затопив разум. Ветер разрывал призраков, вытряхивал из доспехов трухлявые останки. Где-то далеко с рёвом рассыпался в прах костяной дракон — мёртвый дух с отравленной памятью. Город из костей и миазмов рухнул, утратив свою силу. Лир пыталась дышать в центре развернувшегося вихря, однако усталость навалилась толщей земли.
Она проснулась на том же месте, когда солнце коснулось лица, подскочила и тут же скрючилась от боли в спине и мышцах. Наверное, Лир чудом не умерла от переохлаждения. Вокруг было подозрительно тихо: ни стонов, ни криков. Кряхтя, она поднялась, опираясь на руки, выпрямилась, размяла спину и осмотрелась. Земля и деревья не изменились, но город вокруг словно в один миг обветшал, обуглился как после пожара; миазмы исчезли, однако Лир всё равно чувствовала себя паршиво и призвала целительную силу. Магия Жизни легко отозвалась и окутала руки свечением.
Повсюду Лир натыкалась на гниющие тела, скелеты и присыпанные прахом доспехи — словно выброшенные кукольником марионетки. Мертвецы наконец упокоились. Однако радость быстро омрачилась урчанием в животе, и Лир чуть не выругалась, вспомнив, что отпустила коня, а значит, придётся добираться до храма Галлеана пешком и надеяться, что демоны её не заметят. Она подняла взгляд к пику, где в окружении снежного вихря ожидал портал.
Ламберт уже проехал освободившиеся от нежити земли, пока Лир лежала без сознания: истоптанная тропа пилигримов петляла и уходила вверх, как казалось, прямиком в небо. Оглядывая восхитительный пейзаж, Лир представляла, каким могло быть это место много лет назад: люди вырубили лес ради выживания, но когда-то он укрывал всю низину. Альянс пал и раскололся после смерти Галлеана, однако с его воскрешением война прокатилась по всему Невендаару. Эльфы маршировали с пустыми, одухотворёнными лицами и его именем на устах. Поговаривали, что их бог спятил после смерти, и Лир сразу вспомнила духа Шлаахши: возможно, быть смертным не так уж плохо, раз они могут хотя бы умереть спокойно.
Дышать становилось всё тяжелее, поэтому Лир периодически останавливалась на привалы в каком-нибудь живописном месте, подъедала хлебцы из сумки и осматривалась, пока однажды не заметила на тропе цепочку всадников без знамён. На радостях она подпрыгнула, размахивая руками, и строй развернулся в её сторону. От улыбки растрескались обветрившиеся губы, но Лир была так счастлива, что сплясала, чтобы разогреться.
Годрик спрыгнул с коня, не успев толком притормозить; монахиня, сидевшая за ним, взвизгнула, но успела перехватить поводья и приветливо помахала Лир. Та знала лицо каждого, кто приехал на помощь, и благодарность затопила сердце. Годрик подошёл ближе, и Лир, столкнувшись с ним доспехами, поцеловала его в небритую щёку.
— От меня ещё несёт орками? — сконфуженно спросила она, и Годрик, смешно поджав губы, кивнул.
— И не только. Непередаваемый букет, моя леди. — Он положил руку ей на плечо и чуть склонил голову. — Вы это сделали. Обязательно хочу услышать подробности, но нам пора двигаться дальше.
Годрик поцеловал Лир и нехотя отпустил. Обойдя их, строй поднялся выше по тропе. Один из всадников привёл её коня, и Лир, потрепав по холке, поделилась с ним последним хлебцем. Годрик помог забраться в седло.
Верхом они быстро добрались до плато — заснеженной пустой площадки на самой вершине. Ветер задувал снег за шиворот и стыки брони, так что всем приходилось сгруппироваться. Лир едва видела протоптанную дорогу впереди, а затем из белого марева возник разрушенный храм, подле которого лежали ярко-красные трупы демонов — видимо, они устроили засаду.
Её спутники спрыгнули с коней, чтобы осмотреть тела, но не нашли среди них людей. Лир без толку всматривалась и вслушивалась: ветер словно поймал их в ловушку. Егерь молча указал вперёд, где стоял портал. Дыхание перехватило, когда снег впереди окрасился красным; теперь даже она видела, что среди тел было много имперцев. Снег потихоньку заметал следы бойни.
Лир спешилась и подняла голову к массивной арке с переломанными каменными крыльями, от которой спускались ступени; она сама не понимала, что ожидала увидеть. Если портал открылся, то его сила ушла. Если же у них не получилось, то все эти люди погибли напрасно. Монахиня побежала к телам, но, как и Лир, не услышала отзвуки потока.
Обогнув огромную исколотую тушу высшего демона, Лир оказалась у подножия арки, где полулежал раненый рыцарь — это был Стаффорд.