Щетина неприятно царапала растрескавшуюся кожу вокруг губ; от них обоих пахло немытым телом, зельями и кислым лазаретным душком близкой смерти. Пальцы едва слушались и не справлялись с пуговицами, но Годрик пришёл на помощь и целовал, словно в извинение, за каждую снятую вещь. Наконец Лир упала обнажённой спиной на шкуры, словно варварская шаманка, но та ходила бы полуголой всю свою жизнь и не стеснялась внимания. Годрик же словно пожирал Лир взглядом — и когда ласкал кожу, прикусывая грудь, пугал на самом деле. В памяти тут же вспыхнул образ зомби, которому она отрубила исклёванную птицами голову.
К счастью, Годрику не хватало терпения или сил на долгие ласки, и когда он навис сверху, лицом к лицу, Лир с готовностью обхватила его бёдра ногами, позволила войти в себя и, чуть откинувшись, прикрыла глаза. Однако нарастающего жара не хватало, чтобы выжечь притаившуюся гниль. Лир старалась то отвлечься, то сконцентрироваться на недостаточно быстрых движениях внутри, подначивала Годрика, впиваясь ногтями в исхудавшие бока и чувствуя под пальцами выпирающие рёбра; кожа отдавала желтизной, но главное — на ней остались шрамы от смертельных ран.
Лир коснулась самого широкого розового рубца и наконец что-то почувствовала — как сладко трепетала плоть. Годрик громко застонал в унисон и выпрямился, чтобы видеть её во всём несовершенстве, приподнял бёдра и ухватился под коленями. Уставившись в потолок, Лир видела застывшую маску смерти — перекошенное лицо солдата, чьего имени она не запомнила, серую кожу с бороздой морщин, вздувшиеся вены и сведённые судорогой мышцы… Она вскрикнула, когда Годрик вошёл так глубоко и резко, что выбил из глаз слёзы.
— Вам больно? Простите…
Лир молча приподнялась на локтях и прильнула губами к длинному шраму от косого удара алебарды. Она помнила, как кровь струилась по груди, окропляя простыни; как теплилась его жизнь в её руках через нити. Словно увидев то же, Годрик судорожно выдохнул, положил ладонь ей на затылок и нерешительно пропустил пальцы под тугой пучок. Боль словно отрезвляла с каждым рывком, ступни успели окоченеть; её лоно почти высохло, когда всё резко кончилось: Годрик опёрся на руку и содрогнулся, глядя вниз, где они соединялись.
Холод накинулся на обнажённую кожу, и Лир поспешила завернуться в сшитые в одеяло шкуры; между ног неприятно холодила влага, и сил не осталось, чтобы как-то это исправить. Годрик выглядел опустошённым и потерянным, словно, как и Лир, успел пожалеть о содеянном. Сквозь морок нахлынувшего сна она почувствовала его заботливые прикосновения, до смешного целомудренный поцелуй в щёку, а затем он просто ушёл, когда собрал вещи.
К счастью для них обоих, на следующее утро Годрик делал вид, что ничего не случилось. Если бы он ползал на коленях, моля о прощении, Лир бы точно его отстранила. Что-то переломилось в нём, взгляд потускнел, и обращение «моя леди» щемило сожалением от тоскливой нежности. Годрик дураком не был — он что-то понял, увидел, и Лир не собиралась возвращать то, чего никогда не существовало.
Она предупреждала, что они сгниют вместе в проклятом Бергольде.
Дни снова потекли в суете и не особо отличались от вечеров: тучи заволокли небо, но хотя бы не изрыгали горы снега. Все здоровые люди, объединяясь в пары и группы, разбредались в поисках любой пищи. Лир с Годриком не собирались отсиживаться и выбрали южную дорогу, чтобы помочь с новой разметкой — старую снесло ветром. Следопыты сообщили о странных следах с глубокой бороздой, так что на сей раз солдаты были настороже. Казалось, что жизнь вот-вот пойдёт своим чередом, и всё наладится.
Годрик заметил птицу и дал знак не шевелиться, затем выстрелил. Снег отражал свет до рези в глазах, но Лир заметила, как с ветки упала маленькая бурая тушка, и возликовала.
— Я ближе, достану! — крикнула она. — Прекрасный выстрел!
Кланяясь и улыбаясь словно на императорской охоте, Годрик махнул ей рукой, а Лир, широко шагая, чтобы успеть до появления какой-нибудь хитрой лисы, по пояс увязла в снегу. Побыть одной оказалось сродни первому вдоху после душной комнаты. Она сопела и загребала руками, едва справляясь с равновесием, и чуть не падала в скрытые ямы. Тушка лежала словно на белом полотне в двух шагах, а выше краем зрения Лир заметила тёмно-синий силуэт и до смерти напугалась — только что в той стороне ничего не было.
Так и замерев в снегу, она перевела взгляд на высокого старика в громоздкой мантии, моргнула, но тот не собирался исчезать. Казалось, он стоял над снегом, но в действительности — на рунном камне, торчащем из сугроба. Что-то в этом совпадении показалось Лир важным, но мысль тут же выместил ужас. Старик покачал головой и заговорил так, словно отчитывал её:
— Ай-яй-яй, госпожа, как же вы так кроху оставили без помощи? Нет у вас сердца…
— Ты! Что ты такое? — Лир сама подивилась своей наглости, хотя убежать она всё равно не сумела бы.
— Просто старик, который попросил помощи, а вы — согласились её оказать. Разговор завязать можно, а развязать нельзя — это каждый ребёнок знает. Дали вы обещание — выполнять нужно, значится.
Лир почти не чувствовала ног от холода, но и сердца — от ледяного укола.
— Так ты демон? Я не собиралась заключать с тобой сделку!
— Ох, как грубо! Сил моих нет. Раньше молодёжь почтительнее была. Смотрите сама, госпожа, что вам важнее: жизни спасти или помереть в упрямстве. Вы-то знаете, как оно в жизни бывает… непросто.
Крик Годрика вывел Лир из оцепенения:
— Леди Лир, отойдите!
Он натянул лук, целясь в старика, но ещё не стрелял — ждал команды или повода; всё ещё сомневался. Однако угрозы не подействовали.
— Прибереги эту стрелу для дракона, мальчик, пригодится, — заметив, как они с Годриком переглянулись, старик хитро усмехнулся. — А то ж, каждый переживает зиму как может. Удачи!
Он испарился в столбе светло-синего света, оставив Лир и Годрика гадать — предупреждение ли оставил или жестоко пошутил. Только местные могли знать, водились ли в горах драконы, да и те вряд ли: на востоке таился перевал, который крестьяне периодически пытались засыпать обвалом, а за ним — покинутый эльфийский храм и портал. В далёком прошлом эльфы могли повелевать драконами, а значит, их появление не исключено.
Лир же посмотрела в противоположную сторону, на юг, борясь с желанием сбежать прямо сейчас, и сама рассмеялась: куда ей, без еды и коня? Только Мортис на потеху. Поэтому она схватила убитую птицу за хвост, выдрала стрелу и спокойно повторила:
— Отличный выстрел, сэр Годрик. Уверена, вы и дракону в глаз попадёте.
Тот поджал губы, выразив глубокое сомнение.
— Кажется, я начинаю ненавидеть здешнюю зиму.
========== 5. ==========
Первым Лир услышала колокол: в крепости уже поняли, с чем столкнулись; значит, горожане укроются в домах. Годрик указал на стены, где лучники вставали на позиции и стреляли вниз. Лишь присмотревшись, Лир заметила движения в снегу — чего-то тёмного и для дракона довольно мелкого. От сердца мгновенно отлегло: старик над ними посмеялся.
Те, кто не успел укрыться за стенами, отходили на запад; следопыты следили за перемещениями твари. Когда подоспела Лир, один из них вздохнул с облегчением.
— Слава Всевышнему, вы живы, госпожа. Отступите к лесу, там точно безопасно.
— И не подумаю, — упрямо заявила она. Годрик поджал губы, чтобы скрыть одобрительную улыбку. — Докладывайте, что произошло.
По меркам драконов тварь была мелковата, но всё же гораздо крупнее человека; она копалась в снегу, что-то разыскивая. Лир наконец увидела длинный гибкий хвост, вынырнувший из снежной массы — тощий и тёмный, — затем задумалась, что же находилось в той части пустошей, вдали от ферм и пустующих хижин.
Кладбище. Эта тварь разоряла могилы. Точнее, из-за бури и усталости жители с недавних пор вкапывали трупы глубже в снег, к земле, чтобы захоронить по весне. Обычно охраны хватало, чтобы отпугнуть волков и медведей, но не на сей раз. Церковники разрешали сжигать только заражённые туши животных, однако людей, подданных Империи — ни за что. Сжигают ведьм, чтобы очистить их пламенем и развеять прах по ветру.