— Полковники не командуют взводом.
— Я тебя ни разу не видела в форме полковника.
— Дома мы ходим в штатском и или в форме других родов войск. В командировке носим форму других стран.
— Откажись от командировок! Живи, как нормальные люди.
— Скажу прямо — не могу сломать себя. Я солдат и всё тут. Больше ничего не умею.
— Скажи прямо, что не любишь нас с дочкой.
Он притянул её, хрупкую, к себе и поцеловал нежно, почти бережно… В парке на газонах ещё ярко зеленела трава. Шатры ив у пруда оставались густыми и зелёными. Чуть почервонели берёзки Наполовину обагрились клёны. Каштаны почти облетели. Ветер шевелил опавшие листья под ногами. Казалось, кто-то незримо ворошит догорающий костёр. На ветках каштана оставались только самые большие семилопастные листья. Ему они казались похожими на поникшие винты зачехлённых вертолётов на запасном аэродроме. Ветер раскачивал ветви и осторожно снимал с них лист за листом. На голых ветках оставались длинные черешки. Прямые и длинные, как спицы. Они отливали золотом и топорщились во все стороны. От их металлического блеска дерево становилось похожим на антенну дальней космической связи. Деревья будто бы от дают листву зябнущей земле. Раздеваются, их наряды уходят куда-то вслед за летом. Первыми уйдут каштаны в золоте, за ними клёны в багрянце, потом ивы и берёзки в скромной желтизне. От них останутся чёрные стволы и омертвевшие сучья. Земля покроется снегом, а эта маленькая ёлочка в углу парковой ограды станется хранить зелень до будущей весны, как стойкий часовой.
Она потрогала колкие голубоватые иголки и обернулась на голос дочурки. Та издалека показывала ей игрушечное ведёрко, полное каштанов… Киноафиша на двери закрытого тира вымокла, выцвела и оборвалась по углам. Раньше, когда листва зеленела, а небо было ясное, в летнем кинотеатре показывали кино. Теперь только в большом кинозале под крышей.
— Сто лет не была в кино. Одной скучной.
— Ходи с подружками.
— Подружки ходят в кино с кавалерами.
Она отвернулась и подумала, что он так за все эти годы ничего и не понял. На отсыревшей афише по углам пухлой корочкой выступила соль. Она потрогала её пальцем.
— Прям как снег… А правда, что женщинам разрешили служить в армии наравне с мужиками?
— Их не так много, как ты думаешь.
— А правда, что женщины военнослужащие живут в общежитиях с офицерами?
— Это смотря по полевой обстановке. Могут размещаться и отдельно.
— А обычно — к тебе под бочок? То-то возвращаешься сытый и довольный, как кот.
— Одни глупости тебе в голову лезут.
— Я же всё-таки женщина.
— Пойдём в кафе «Ласточка». Там кинозал. Там куплю тебе конфет, а Наташке пирожное.
- Ты всем своим женщинам конфеты покупаешь?
— Что? — не расслышал он, разговаривая с кассиршей.
— Можно я возьму тебя под руку. Боюсь потерять тебя… в толпе.
— Мы с тобой ошиблись.
— Я так и знала, что ты скажешь.
— Это не наш ряд.
— Наташка уже большая.
— Угу.
— А что ты скажешь, если я рожу тебе ещё одного ребёнка?
— С ума сойду от радости.
— Тогда я рожу сразу двух. Мы с сестрой двойняшки.
10
Маршал вышел из забытья ровно через десять минут рывком поднялся из эргономичного кресла, сидя в котором якобы никто не устаёт. Хотя спину разогнуть невозможно.
— Сеанс радиомолчания!.. Сашко, ты где?
Вместо изображения его персонального связиста-кодировщика на экране дрожала серенькая муть. Маршал рывком оттянул лестницу-стремянку от стены. Секретным ключом отворил и сдвинул потайной люк. Старший лейтенант Задорожко лежал с простреленным лбом в луже крови. Забытьё маршала продлилось всего лишь минуту.
— Маслов, суконка!… Я так и знал.
Он снова включил все экраны.
— Майор-спецпредставитель международных миротворческих сил Маслов!
— Я! — выскочил из-за стола майор в гомосячьей форме.
— Операция по полной ликвидации противника начинается! Передайте своему командованию в Летценберге.
— Не посмеете! Вам приказали ждать подхода миротворцев.
— Всем в конференц-зале приказываю занять рабочее место в своих кабинах для связи с общественностью.