Е. С. Скобликова, посвятившая специальное исследование рефлексам предударного *ě в говорах с ёканьем [Скобликова 1962], установила, что ни в одном говоре [о] на месте *ě не бывает регулярным — оно весьма четко связано с определенным кругом слов, то есть в значительной степени лексикализовано. Так, ни в одном говоре не засвидетельствовано [о] в лексемах лес, хлеб, сено, дело, место, река, стена, смех (словах с подвижным ударением); Р. О. Якобсон в описании говора Дмитровского уезда Московской губернии добавляет к этому списку слова беда, девать, дево́чка, песок, пена́, следок, езда, прилетает, смело́, распевать, цена, цепами [Якобсон 1971, 585]; напротив, [о], по свидетельству Е. С. Скобликовой, весьма регулярно в лексемах двенадцать, слепой, немой, седой и на месте корневого или суффиксального *ě в глагольных формах перед суффиксом ‑ва‑ (словах с неподвижным или относительно неподвижным ударением). Из этого, по мнению автора, следует, что «бо́льшая часть владимирско-поволжских говоров характеризуется особой судьбой *ě в 1‑м предударном слоге перед твердыми согласными — отличной от судьбы этимологических *е и *ь в этом положении» [Скобликова 1962, 120].
Карты «Атласа русских народных говоров центральных областей к востоку от Москвы» и ДАРЯ убедительно свидетельствуют о том, что исходная, по предположению В. Н. Сидорова, модель северного вокализма не имеет достаточно четкого ареала и потому вообще едва ли существовала «в чистом виде»; более реалистичным нам представляется мнение П. С. Кузнецова [Кузнецов 1948] о «вторичности» ее по сравнению с моделью, где *е и *ě различаются перед твердыми согласными.
Карта №3 ДАРЯ показывает, что умеренное яканье свойственно как среднерусским, так и южнорусским говорам. При этом его ареал «разорван» на западную и восточную части весьма обширной территорией ассимилятивно-диссимилятивного яканья, характерного для Рязанской группы южнорусского наречия. Северная граница умеренного яканья действительно проходит вблизи границы владимирско-поволжского окающего массива, отделяясь от него местами иканьем (в районе Клина—Москвы—Коломны и восточнее), местами — ёканьем (значительно реже).
Традиционно исходным типом аканья-яканья считается диссимилятивное аканье-яканье архаического типа, из которого выводятся все остальные модели безударного вокализма акающих говоров [Шахматов 1915; Горшкова, Хабургаев 1997]. О воздействии такого типа вокализма (в его задонском варианте) на говоры владимирско-поволжского типа пишет и В. Н. Сидоров [Сидоров 1969, 14—15], что позволяет объяснить наличие [е], а не [и] в положении между мягкими согласными в безударных слогах некоторых говоров с «первичным» умеренным яканьем.
Однако предположение о диссимилятивном (или ассимилятивно-диссимилятивном) характере акающего вокализма, под влиянием которого формируется умеренное яканье, не представляется нам достаточно убедительным, поскольку [а] перед мягким согласным возможно в любом типе диссимилятивного яканья, если за ним следует гласный верхнего подъема ([рʼакʼи́], [тʼанʼи́], [нʼасʼи́], [сʼамʼју́], [дʼарʼу́га]), и еще в некоторых типах, если за ним следуют другие гласные, кроме [а] ([пʼатʼо́рка], [тʼапʼе́рʼ], [в рʼакʼе́]), и нет серьезных оснований думать, что в окающих системах [а] (в случаях типа [пʼатʼи́]) должно было заменяться на [и] под влиянием говоров, где [а] тоже было возможно в той же позиции (и даже в гораздо большем числе случаев) не только на месте *а, но и на месте *е, *ь, *ě. Более вероятным представлялось бы «обобщение» [а], которое имелось и в «первичной» северной системе, и в воздействовавшей на нее южной. «Вытеснение» гласного нижнего подъема [а] гласным верхнего подъема [и] могло происходить только под влиянием иканья.