Мышка, видя, что ее глагольная инъекция дает побочный эффект, не давала никому опомниться: "Вот так всегда - трудишься, хлопочешь, о себе забываешь, а приходишь за урожаем - в семью нечего нести. А семья-то у нас большая, единая, на ней весь бабкин дом стоит, поэтому мы его сильно и не подгрызаем. От этой репки каждому по кусочку и достанется. Сейчас я их позову всех". "Погодь-ка, серая, - пропыхтел поднявшийся дед, - чего это ты про репких хвост тараторила? Я вот его тебе сейчас вместо твоего пришпилю". Но он не успел выполнить свое намерение. Он не успел ничего, так, как мышка пронзительно пискнула-свистнула три раза, и земля вокруг бабкиной избы зашевелилась. Это серые мышиные спинки разных размеров и разной выпуклости шевелящимся потоком зашелестели по огороду. При этом и дед с бабкой, и Жучка с кошкой оказались вежливо потесненными к забору, а мнгочисленная мышкина родня текла к репке. Мышка бритвенно отгрызла непричитающуюся ей часть и откинула в сторону, покончив операцию деления. Ее родня действовала с завидным проворством. Казалось, что репка сама, от каких-то внутренних деформаций, разваливается на куски и дольки, которые тают на глазах под лучами солнца. При этом полностью соблюдалась справедливость, и ни один серый сородич не притронулся к чужой части урожая. Сначала в репке появились прогрызенные дырки, потом дырок стало больше, чем репки, и вскоре на ее месте осталась одна большая прозрачная дырка, из которой потолстевший серый поток покатился обратно, с трудом пропихиваясь под бабкину избу.
Из всей притихшей компании одна внучка с пробудившимся интересом следила за незнакомым ей процессом деления и была вынуждена признать, что этого она еще не проходила в своих зажиренных учебниках. Дед стоял и тупо смотрел на букет репкиного хвоста, как на свою перееханную телегой душу. Жучка тихо сожалела, что ей так и не удалось отведать репкиных косточек. Кошка, как комаров, отгоняла свои лотерейные грезы и строила планы на будущую осень. Бабка вздохнула и высказала то, что неуловимо витало в воздухе их конфуза. "Эх, дедка, - сказала она, - дожила я до седых волос и только с ними поняла, почему простота хуже воровства. Да потому, что этой простотой ты сам себя грабишь и воров звать не надо. Когда ты снова пойдешь, дед, чего-нибудь тянуть, то прежде подумай, с кем тянуть будешь, и чего они у тебя утянут потом, чтоб с хвостом не остаться, так-то, Мазай ты мой, мышиный". Она легонько постукала деда по лбу пальцем, взяла кошку и пошла к дому, возле которого все стихло. "Вот так, Жучка", - сказал дед. Он постучал ее пальцем по носу, взял лопату и пошел перекапывать огород. "Мне-то что, - напоследок подумала Жучка, - мое дело собачье - куда поставят, там и тяну, что дадут, то и грызу, лишь бы дед косточку бросил". Она завиляла хвостом и без сожаления пошла к своей конуре.
В огороде все стихло, не предвещая ни малейших признаков продолжения сказки.
Вторая часть русской народной сказки с предисловием.
ПРЕДИСЛОВИЕ:
Русский народный фольклор, зародившийся в недрах истории нашего народа, при всей своей анонимности оставил богатейший букет литературных произведений, аромат которого впитывали в прошлом и будут впитывать в будущем многие поколения литературных потребителей, к каковым может отнести себя любой грамотный человек.
Одним из цветков этого букета является, конечно, сказка про репку. Какой русский не любит быстрой езды и какой русский не знает этой сказки? Она проста и бесхитростна, как сам русский народ. Неудивительно, что любой взрослый, услышав ее однажды в детстве, может рассказать ее потом и детям своим, и внукам, и правнукам без предварительного штудирования первоисточника. Однако сказка эта интересует в данном случае не своими плюсами, а своим минусом, причины которого кроются то ли в проблемах с электричеством у безымянных авторов народного фольклора, то ли в забитости самих народных сказителей. Под минусом сказки имеется ввиду ее неожиданное окончание, после которого слушатели, конечно, мотают на воображаемый ус мудрости выводы о преимуществах коллективного труда, потребность которого заложена казалось бы самой природой, но, с другой стороны, слушатель остается в полном неведении о дальнейшей судьбе конечного сказочного продукта, ласково именуемого репкой. Родителю легче ответить на этот вопрос. Рассказав сказку, он просто выключит свет по причине позднего времени и покинет зону, обстреливаемую детскими вопросами. К своим родительским годам он уже научился обходить вопросы, на которые надо отвечать. А сын его долго не уснет, ломая голову над дальнейшей судьбой репки. Хотелось бы облегчить участь родителей таких любознательных детишек и приоткрыть завесу над дальнейшими поворотами сказочного сюжета, без которых сказка напоминает занимательную дорожку, ведущую к закрытым воротам без единой щелки, укрывшим от любопытных глаз героев сказки. И пусть родители, которым предложенная вторая часть сказки про репку не поможет снять груз детских вопросов, разбудят глубинные недра фантазии, придавленной многоэтажными заботами социально-коммунальных проблем. И пусть эта разбуженная фантазия поможет им нарисовать иные судьбы сказочных героев в доказательство того, что в душах этих родителей остались крупинки пыльцы с литературного фольклорного букета, подаренного нам нашими многовековыми предками.
ИТАК:...потянул дед за репку, бабка за дедку, внучка за бабку, Жучка за внучку, кошка за Жучку, мышка за кошку и - вытянули репку. Сначала репка нехотя стронулась вверх. Она словно проснулась, оценила всю щекотливо - тянучую ситуацию и, последними усилиями своего хвостика цепляясь за все окружающее и привычное, словно прощаясь со всем тем, что было ее кровом на протяжении недолгой репкиной молодости, после которой наступила роковая для нее зрелость. Что-то неумолимо тянуло репку вверх, за ту страшную границу, где, по словам ее вечно копошащихся подземных соседей, творились невообразимые вещи. Там не было милых для ее хвостика сырости и мрака, приятных для ее боков тишины и застоявшихся запахов гнили, чернозема и мышиного помета. Вместо этого там была пугающая бездна синевы с упавшей на ее дно картофелиной палящего солнца, там были иссушающие душу и нежные бока сквозняки, не говоря уже про обитателей тех мест, умудряющихся жить среди этих ужасов, чуждых всей ее природе. Прелести репки передернуло крупной дрожью, и под несущиеся сверху крики то ли "Вира", то ли "Ура" ее вытянуло за эту границу, пугающую своей средой и манящую своей неизвестностью. Репка лежала на боку у края ямы, оставшейся от нее там, уже за границей теперешнего ее состояния. Она в прощальном жесте печально свесила вниз хвостик, самый кончик которого еще ловил последние минуты сырого и темного блаженства, уткнувшись в дно ямы, будто сын в плечо матери.
Такое положение репки пробудило в ней способность здраво рассуждать и убило всякий интерес к окружающему. Она сделала вывод, что назад ее никто не воткнет, после чего она ушла в себя и представила миру свои ядреные бока, радующие глаз здоровой упругостью и наводящие грусть своим холодно-матовым блеском. Дальнейшие события, главным виновником которых была репка, проходили без малейшего проявления интереса с ее стороны и без ее вмешательства в ход этих событий.
Вид репкиного благоухания действительно радовал не одну пару глаз. Это были разнокалиберные, разномастные глаза, нависшие над ней с разной высоты со всех сторон. Тут же толпились и хозяева этих глаз. Глаза любовались репкой, а их хозяева жадно ели репку глазами. Глядя со стороны, было непонятно, что мешает участникам этой победной над силами природы картины перейти к более приятному для них контакту с репкой. Читатель, в отличие от репки, будучи в курсе всех предыдущих потусторонних событий, нависавших постепенно над головой репки по ходу всей первой части сказки, узнал бы в участниках этой немой сцены деда, бабку , внучку, Жучку и кошку. Прерывисто дыша, они склонились над репкой, любуясь плодом бабкиного огорода и своих коллективных усилий. Внушительные размеры репки подобно зеркалу отражали на лицах и мордах огородных победителей разнообразные признаки удивления, вызванного той легкостью, с которой им удалось одолеть репку, обойдясь столь малыми силами. Без привлечения помощи лошади, коровы и внука. Движимые единым желанием продлить эти судьбоносные для репки и волнующие для них минуты объединившей их коллективной радости, наши герои не сговариваясь сбились вокруг репки в хоровод и вразнобой запели, каждый по-своему выражая рвущиеся наружу чувства и не проявляя опасения за свои уши, в которые врывались чувства их друзей по этому, стихийному празднику. Громче всех получалось у деда. В порыве подчинения непроизвольно охватившему его чувству младенчески - радостного недомогания голова деда запрокинулась вверх. Он по-петушиному вытянул шею и сквозь дремучие заросли бороды шумно выпускал наружу жар-птицу своих чувств из клетки внезапно распахнувшейся души. Окружающие его участники репочного хоровода могли слышать при этом разухабистую песню про чижика-пыжика в дедовском исполнении с элементами дедовского экспромта, вспоминая которые бабка потом будет долго краснеть и укорять деда сединой в бороду и бесовской репой в ребро.