Между тем наша жизнь в Ириновке, в значительной степени состоящая из поисков пищи, продолжалась. Манили горы, в которых по рассказам туземцев, было все. Нас с Володей Ермаковичем, моим приятелем из Белоруссии, впервые повел в горы Коля Куролесов. Километров восемь до предгорий мы пробирались по тропинкам вдоль горной речки, которая была еще весьма полноводной и грозно ревела на водопадах и перекатах. Узкая каменистая тропа петляла по крутым берегам, иногда ныряя в густые заросли, иногда упираясь в невысохшие протоки речки, которые надо было преодолевать вброд. Наконец мы вошли, точнее – поднялись, в ущелье, зажатое с обеих сторон высоченными скалами. Река шумела теперь где-то внизу. На одной из скал мы увидели огромное орлиное гнездо, в котором прилетевший родитель кормил чем-то птенцов размером с хорошую курицу. В горах расстояния обманчивы, что мы вскоре осознали своими ногами. До скалистых вершин казалось рукой подать, вот только пройти этот покрытый густыми зарослями небольшой холмик. С трудом продираясь сквозь заросли, поднимаешься на вершину оказавшегося почему то очень большим холма, и видишь впереди еще несколько холмов побольше. А скалистые вершины все так же близки, – ну прямо рукой подать! После нескольких таких подъемов с неизменным результатом, начинаешь понимать недосягаемость вершин и заниматься делом, ради которого ты пришел в горы. А в тот раз мы пришли ради земляники. Вскоре мы обнаружили безлесный южный склон одного холма и, рассмотрев его, упали в буквальном и переносном смыслах. Весь склон был красным от ягод земляники! Воздух до отказа был напоен несказанно прекрасным ароматом нагретых солнцем ягод. Можно было набрать сколько угодно ягод, передвигаясь только на нижней части туловища! Мы и начали это делать, половину сбора отправляя в рот. Когда стало понятно, что ягодами заполнены все наши емкости, в том числе – животы, мы с сожалением оторвались от этого райского места и двинулись в обратный путь. Больше никогда и нигде я не встречал такого обилия такой напоенной солнцем земляники.
В следующий раз мы отправились в горы вдвоем с Володей Ермаковичем за медом. В горах в колхозе были огромные пасеки, где по слухам до отвалу кормили медом всех пришельцев, правда, ничего не давая с собой. Максимальное количество меда (а именно такая была наша главная цель) можно было съесть только с хлебом. Обеими мамами для выполнения задачи нам была выдана где-то добытая коврига белого хлеба, которого мы уже давно не видели. По описаниям знатоков мы дошли до одной из пасек. На лай огромной овчарки вышел дед-пасечник. Мы вежливо поздоровались, ничего больше не говоря. Дед внимательно осмотрел нас, и так же молча повел нас в свое то ли жилище, то ли мастерскую, где жестом пригласил сесть за стол. Через минуту он принес две деревянные ложки и половину небольшой тарелки темно-янтарного меда, в котором плавали кусочки вощины. "Вот это и все?", – подумал я. "А говорили – до отвала!". Не мешкая, мы приступили к разнузданному обжорству и оголтелому потреблению драгоценного дефицита: "Як мед – то ложкою!". Заветную ковригу хлеба мы хитро не трогали, надеясь решить задачу насыщения без стимуляторов. После трех-четырех ложек наспех проглоченного меда в наших горлАх нестерпимо запершило. Мы вынуждены были продолжить медоядение с запасенным хлебом. Дело пошло веселее, но, увы, стимулятор скоро кончился, и в горле опять началось жжение. Дед, с улыбкой наблюдавший за нами, пришел на помощь и предложил попить водички. За домиком прямо из скалы бил тоненькой струйкой родник с очень холодной чистейшей водой. Мы припали к живительно несладкой влаге, и через несколько минут были готовы к дальнейшему поглощению ценного продукта. После нескольких ходок к роднику, мы уразумели, что не сможем даже смотреть на мед до конца дней своих. А ведь в тарелке еще оставалась изрядная часть выданного нам продукта! Спустя один час по пути домой мы опять смогли бы съесть тарелку меда, но, как позже скажет мой любимый Василий Шукшин: "Суббота еще продолжалась, но баня уже кончилась!".
С Колей Куралесовым мы осуществили несколько "проектов", один из которых был очень даже гуманитарный. Начну с преступно-пищевых. Весной за оградой нашей шестой бригады под стенами сарая нежилось на солнце и копошилось в пыли довольно многочисленное куриное племя. Мы придумали изощренный план похищения для последующего съедения одного из пернатых. Был изготовлен мощный Одиссеевский лук (надо ли говорить, что в тот момент я наслаждался "Приключениями Одиссея"?). Изготовленная в одном экземпляре стрела-гарпун с куском шпагата должна была не только умертвить пернатое, но и доставить его нам – сначала к забору, для последующей транспортировки в кастрюлю. Совесть свою мы убаюкали соображениями, что потеря одной птицы для гиганта социалистического сельского хозяйства, каковым является наша Шестая бригада, – несущественна. В то же время, потребление одной курицы могло очень даже увеличить силы двух ее (бригады) будущих работников. На Колином огороде были проведены тренировки и учебные стрельбы изготовленным гарпуном. Коля стрелял лучше и первый выстрел был поручен ему (оказалось, что втайне друг от друга мы планировали и следующие выстрелы для дальнейшего расхищения социалистической собственности!). В блестяще разработанных преступных планах был всего один, но существенный недостаток: не была учтена великая сила общественного мнения, точнее – крика… События развернулись самым неожиданным образом. Куриное племя совершенно спокойно наблюдало за нашими ужасающими приготовлениями по другую сторону забора. Но когда грянул (просвистел?) роковой выстрел и вырвал из намеченной жертвы пару перьев, сама жертва и остальные, совершенно неповрежденные, особи, подняли такой истошный крик и кудахтанье, что преступники в страхе бежали без оглядки, оставив у возмущенной жертвы свое орудие преступления…
Следующий проект – набег на колхозную бахчу, был скорее данью древним традициям, чем желанием насытиться, хотя и это "имело место быть". Всем эвакуированным весной выделили по клочку земли для огорода. По украинским традициям мама натыкала семян на этом огородике густо-часто, а по туземным обычаям – половину площади отвела под бахчу, посеяв густо-часто и там. Я быстро освоил технологию среднеазиатского полива, и, поливая хозяйский огород, не забывал и свою латифундию. В то время, когда на хозяйском огороде появились зеленые ростки в метре друг от друга, наш был "покрыт весь зеленью – абсолютно весь". Зелень состояла из красивых резных листиков арбузов, среди которых было много маленьких арбузиков. Мы уже прикидывали, какой небывалый урожай бахчевых мы получим, когда ситуация неожиданно вышла из-под контроля. Если на хозяйском огороде листья почти не увеличивались, а арбузы появлялись в большом количестве и росли с ужасающей скоростью, то на нашей латифундии все было наоборот. Наши микроарбузики надежно прятались в густых разросшихся листьях. Им там было хорошо – оставаться вечными малышами под родительской опекой…
А вот колхозная бахча была еще лучше хозяйской! То ли участок там был лучше, то ли агротехника, но арбузы там уже лежали густо, толстые как поросята, и спелые совершенно. Их неусыпно охранял некий инвалид с ружьем, который хорошо слышал, но плохо видел. Набралось человек 8-10. Коля и я здесь были рядовыми, операцией командовал "старший товарищ". Ночью, при свете луны, двое наших устроили шум на бахче с одной стороны. Тем временем остальные бесшумно подошли с другого конца. Слышались только пощелкивания ногтями по арбузам для определения спелости. Выбрав и захватив по два огромных спелых арбуза, "партизаны", в том числе – мы с Колей, скатывались в пойму пересохшей реки. Здесь на поляне, при лунном свете и происходило арбузное пиршество. Закон – как на пасеке: ешь, сколько хочешь, домой – ничего.
Один наш "проект" носил, можно сказать, гуманитарный характер, так как не был направлен непосредственно на удовлетворение потребностей в пище. Однажды Коля таинственно сообщил мне, что на его огороде есть аномальное явление. Мы поспешили туда и начали изучать его. На одном участке с диаметром около двух метров при простукивании ступней ноги земля издавала особенный звук, как будто под землей находился большой барабан. Рискуя разнести вдребезги свои хилые обувки, мы тщательно простучали большой огород и нигде больше такого явления не обнаружили. Военный совет, заседавший непосредственно на аномальном месте, пришел к единодушному мнению: обнаружено место захоронения Клада. Используя наши совместные обширные познания в истории, географии и недавно усвоенном романе Стивенсона о кладах морских пиратов, совет выдвинул гипотезы, что это могут быть сокровища: а) морских пиратов тех времен, когда море непосредственно омывало берега Средней Азии; б) Чингисхана, который не знал, куда девать сокровища после своих захватнических войн по всему миру; в) басмачей, грабивших трудовой народ во время гражданской войны; г) китайских императоров, до которых рукой подать, и которые вообще не знали, что делать с обилием золота. Мной было высказано робкое предположение, что здесь может быть утерянный оригинал "Слова о полку Игоревом". Все найденное золото и драгоценности, мы, конечно, по примеру знаменитых людей Советского Союза сдаем в Фонд Обороны, где на них должны построить эскадрилью истребителей с именем "Два Николая" или два больших танка с тем же именем. Рукопись "Слова" мы должны были сначала прочесть и насладиться сами, а уже потом осчастливить все культурное человечество.