Кабко вышел из кабинета в совершенно подавленном состоянии. Что он хотел вообще сказать — этот важный киевский начальник? Как это прикажете понимать? Разве может быть так, чтобы лифт не работал? Тут что-то не то. Или он, темный человек, сути разговора не понял? Увы, очень скоро, став полноправным советским человеком, Кабко усвоил, что лифт далеко не всегда теперь должен работать. Во всяком случае, за этим нужно постоянно следить желательно опираясь на указания вышестоящих инстанций.
Мне кажется, что эта простенькая история полна глубокого смысла. Я, например, уже давно дошел до научного открытия величайшей важности. Увы, я не могу его опубликовать — по этой причине мое тщеславие остро воспалено. Суть дела упирается в вековечную тайну движения. Великий Аристотель, как известно, считал что движение (конечно, равномерное и прямолинейное) может происходить только потому, что на движущееся тело непрерывно действует некоторая сила. Перестанет сила действовать — и рано или поздно тело остановится! Великий Галилей, а после него — не менее великий Ньютон пришли к радикальному выводу, что равномерное и прямолинейное движение любого тела для своего поддержания не требует никакой силы! Это знаменитый закон инерции, который без должного понимания зубрят многие миллионы школяров на всех континентах. Так вот, суть моего открытия состоит в том, что наша великая страна живет по законам механики Аристотеля, законы же Ньютона действительны только на разлагающемся Западе. В самом деле, хорошим примером формального действия механики Аристотеля является движение какого-нибудь тела в вязкой среде. Чтобы тело (дело) двигалось, его непрерывно надо толкать — вот суть механики Аристотеля! Случай с лифтом, так удививший еще неопытного Кабко, есть всего только малюсенькая частность в действии всеобъемлющего закона, установленного великим греком.
Но я, как и полагается всякому неудачному изобретателю, увлекся этим к делу не относящимся, хотя и строго научным лирическим отступлением. А между тем пленум уже шел полным ходом. Всем заправлял директор Львовской обсерватории, в прошлом — видный пулковчанин Морис Семенович Эйгенсон. О нем я уже имел сомнительное удовольствие писать в новелле «А все-таки она вертится!» Астрономы старшего поколения его презирали и фактически бойкотировали. После войны он уже не мог долго оставаться В Ленинграде и переехал во Львов. Смотреть было противно, как он вылизывал столичное астроначальство, как извивался, как лебезил. Ему еще надо было нажить политический капиталец у своего нынешнего, львовского, начальства («С самим Амбарцумяном запросто общается!..»). Короче говоря, Эйгенсон старался, что называется, лез из кожи.
Он, например, устроил нам запомнившуюся всем участникам пленума экскурсию по Галиции. Никогда не забуду Троицын день («Велике зелене свято»), которым мы тогда любовались в одном гуцульском селе. На обширном зеленом майдане, вокруг изумительной красоты деревянной маленькой церковки стояла многотысячная толпа гуцулов, одетых в праздничные национальные костюмы. Поражали чинность и полный порядок толпы крестьян, пришедших на любимый праздник. Ни одного пьяного! А как они торжественно, абсолютно без толкотни, по какому-то им одним известному порядку входили и выходили из церковки, одновременно вмещавшей не более 30–40 человек! Как это было непохоже на дико пьяные русские церковные праздники, которые мне приходилось наблюдать!
А еще была ночевка на хуторе у одного гуцула, на редкость красивого, довольно молодого человека, который на удивление хорошо говорил по-русски — величайшая редкость в этих местах. Из разговора выяснилось, что хозяин провел 10 лет на колымской каторге. Взяли его еще в 1946 году молоденьким хлопчиком — связным одного из отрядов Степана Бандеры. Мы спали на сеновале и, откровенно говоря, наслушавшись о зверствах и необыкновенном коварстве бандеровцев, чувствовали себя не совсем уютно. Но все обошлось благополучно — видать, Колыма окончательно перековала бывшего бандеровца. Заехали мы и в знаменитое огромное село Жабье — столицу бандеровского движения, «побратиме» пресловутого Гуляй-Поля — «Махнограда» гражданской войны.