Его вопросы не были неприятными или же необычными, потому вскоре я поняла, что показаться злым вчера он успел мне скорее из-за усталости, или еще чего-нибудь, вроде света ламп. Он в какой-то мере был приятнее Джеки — не такой хмурый, но улыбчивый и жизнерадостный. Может не такой сообразительный, но простой и смешной.
Так мы доработали до самого обеда, проведя завтрак впятером в столовой для слуг, в которой были большие окна и много свежего воздуха, разносившего запах вкусной необычной каши и веселого смеха Нюры и Уила — они, кажется, нашли общий язык быстро, в отличие от вечно хмурой Шаги и ровно настроенного Джеки. С моих же губ не сползала довольная улыбка человека, жмурящегося под ярким солнцем неизведанных им самим земель.
А вот дальше случилось что-то совсем невероятное. Нет, до обеда всё было относительно спокойно, если не считать прерывистых слов Нюры к её новой подруге о том, насколько сильно ей понравился почему-то Джеки. Я к их разговорам прислушиваться не стала, думая о том, что утренняя подготовка не была настолько трудоемкой, как та, что мы делали сейчас: блюд в «Меню», как назвала его Веста, было больше пяти, из-за чего времени присесть или наоборот — разогнуть спину, у меня не оставалось.
Обед наступил резко — в солдатской столовой зашумели мужчины, разносчики начали свой забег, а мы неустанно передавать тарелки с едой. До того момента, пока в вагоне не наступила полная тишина, нарушаемая только ровным быстрым шагом и хлопком дверей с той, недоступной для нас стороны.
— Встать! — резкий и громкий приказ от человека, по шуму вскочившего первым.
Я собиралась было опуститься и взглянуть на того, кого приветствуют таким образом, однако Веста подошла ко мне и прижала палец к губам. А после закрыла свои глаза ладонью, как бы говоря мне… не смотреть.
Я медленно кивнула, не понимая к чему такой приказ, но продолжила так же молча подавать блюда, название которых шептали мужчины.
— Ваше превосходительство, — неожиданно чёткий и ровный голос, кажется, одного из офицеров, — вы приказали направить эшелон на северо-восток. Разведчики сообщили о поломке линии у Риордальского моста. Не будет ли это опасным?
Несколько секунд над в столовой тянулась завораживающая тишина, окончания которой ждали все присутствующие. Особенно я, потому что если это… хозяин поезда, то… может я смогу его даже увидеть?
— Не будет, Освальд. Мы отправляемся на диагностику и ремонт, — он кажется сделал глоток чего-то.
Нюра дёрнулась от переизбытка интереса, в то время как я была сдержаннее и осталась на месте. Но… голос у него был молодой. Лет двадцать, если я не ошибаюсь. Может чуть больше. Бархатистый, мелодичный и низкий. Красивый, будто он был у дорогого и хорошо одетого барда, певшего во дворце самого императора. Или… нет! Как у того, кто никогда во всей своей жизни не испытывал трудностей, болезней и ран.
В моём представлении он был темноволос, красив и высок настолько, что я была бы ему по грудь. Может как вымышленный принц или же очень богатый лорд из сказки? Только он обязательно должен быть добрым, а этот голос, хоть и был несказанно приятным — нёс в себе только холод. Даже его обращение по имени звучало не так ярко, как могло было быть.
— Сколько нашему господину лет? — спросила у Весты Нюра.
Шёпотом, но с небывалым интересом даже в таком вопросе.
— Молчи, бесстыдница! — зашипела на неё повариха, — вылетишь как пушечный шар, бесовка!
Девушка поджала губы и всё ещё продолжила сверлить взглядом такое недоступное окошко. Все остальные продолжили заниматься своей работой, даже немного находящаяся в смятении и раздумьях я.
Мне казалось, что взгляд на него может решить мои мысленные проблемы. Словно, узнай я, как выглядит лорд, я сама стану принцессой. Странное чувство — возвышенное и заставляющее ярко краснеть от нетерпения.
Вскоре солдаты начали расходиться, прощались со своим главой и тихо уходили из вагона, в то время как он сам этого делать не спешил. В какой-то момент, когда Веста отвернула свою голову от меня, я успела присесть и оглядеть полупустую столовую, с несколькими пустующими столами. Найти его я смогла почти сразу — он отличался от всех, кого я когда-либо видела. Он сидел спиной к нашему вагону, а потому я увидела только длинный высокий хвост прямых белых волос, тянущийся от головы по широкой спине и свисающий заломанным кончиком на спинке кресла. В одной его руке был накрененный стеклянный бокал, с чем-то не похожим на сваренный нами сегодня компот, вторая постукивала пальцами по залитому светом столу, а весь его корпус казался мне настолько прямым, что даже сами железные стены вагона были по сравнению с ним неровными.