— Но ведь я был там…
— Да, вы были там всего несколько минут, пока давали им задание. Потом уехали в Калиновку. а из Калиновки в Вязы, не заезжая в Мальцево. Я ведь навел все необходимые справки, так что лучше не сочиняйте ничего, а слушайте меня внимательно…
Закурив сигарету, Штралендорф продолжает:
— Я имею некоторое представление о командире танковой дивизии, лучшее подразделение которой столь печально выбыло из строя. Он, конечно, так этого не оставит… Погибли ведь экипажи одного из самых прославленных его батальонов, принимавшие участие в боях на польском фронте с самого начала Второй мировой войны, а затем в Голландии, Бельгии и Франции. Прямо-таки не знаю, как мы выпутаемся теперь из этой истории…
— А разве не саперы за это в ответе?
— Их вина хоть и несомненна, но мы должны всячески их выгораживать.
— Даже если…
— Да, даже если они погибли, или если их не смогут разыскать.
— Ну а если все-таки найдут?
— В этом случае — тем более!
— Что же тогда остается нам с вами делать? — в отчаянии разводит руками Вольф.
— Вся надежда теперь только на партизан, — невесело усмехается Штралендорф. — Найдутся в местной полиции люди, которые могли бы дать комиссии нужные нам показания?
— Есть тут один толковый малый…
— Как фамилия?
— Полицай Ракитин, господин подполковник. Он может подтвердить вообще все, что только нам понадобится. Кстати, его нужно было бы назначить начальником местной полиции вместо пьяницы Моховика.
— Нам очень нужен сейчас такой человек, Вольф. Я хотел бы немедленно с ним побеседовать.
— Пожалуйста, господин подполковник. Нужно только вернуться теперь назад и зайти в полицейскую управу. Это недалеко.
Но когда они зашли в полицейское управление, Ракитина там не оказалось.
— Только что ушел завтракать, ваше благородие, — докладывает Вольфу все еще не сменившийся с дежурства Кульков. — Я его мигом…
— Нет, не надо мигом, — останавливает дежурного Штралендорф. Пусть нас кто-нибудь будет провожать в его хата.
— Слушаюсь, ваше благородие! — рявкает дежурный.
— Ваше высокоблагородие, — поправляет его Вольф.
— Слушаюсь, наше высокоблагородие! Сей минут вас к нему дед Харитон проводит.
Дед Харитон тотчас же появляется из соседней комнаты и отдает честь немецким офицерам.
— Колоритнейшая личность, господин подполковник, — по-немецки говорит Вольф Штралендорфу, кивая на деда. — Бывший унтер-офицер знаменитого русского лейб-гвардии Преображенского полка. Лично видел последнего русского царя Николая Второго…
— А потом участвовал в его свержении? — усмехается Штралендорф.
— Он инвалид Первой мировой войны и потому, видимо, во время революции ни на чьей стороне не был. О русском царе говорил мне с большой симпатией. И местной полиции помогает с большим рвением, несмотря на свой почтенный возраст.
Разговаривая, они идут по поселку вслед за прихрамывающим дедом Харитоном, который останавливается вскоре перед аккуратным деревянным домиком с палисадом.
— Тута, — докладывает он, прикладывая руку к козырьку старой, еще, видимо. николаевских времен, военной фуражки. — Прикажете вызвать?
— Веди в дом! — распоряжается Штралендорф.
Константан Ракитин поспешно вскакивает из-за стола, за которым он завтракал вместе с матерью.
— Нам нужно поговорить с вами наедине, господин Ракитин, — говорит ему Вольф. — Кто тут еще кроме вас?
— Да вот только мы с маманей, больше никого.
— Ну так пусть маманя пойдет погуляет. Ты, дед, тоже можешь быть свободен.
Как только дед Харитон и мать Ракитина уходят, Вольф продолжает, кивая на Штралендорфа:
— Господин подполковник хочет с вами побеседовать.
— Садитесь, господин Ракитин, и вы, Вольф, тоже, — распоряжается Штралендорф. — Во-первых, господин Ракитин, я имею сообщить вам, что мы решили назначить вас начальником местная полиция вместо этот старый пьяница…
— Вместо Моховика, — подсказывает Вольф.
— Да, вместо Моховика, который, как нам стало известно, имеет связанность с партизанами.
— Что вы, господин подполковник? — удивленно восклицает Ракитин. — То, что он пьяница, — это точно. Но чтобы был связан с партизанами…
— Не перебивайте меня, Ракитин! — повышает голос Штралендорф — Мы никогда не говорим то, что не есть правда, но об этом пока не должен знать ни один душа. Ферштейн?
— Это уж… — пытается заверить его Константин Ракитин, но подполковник раздраженно машет на него рукой.
— Так вот, — продолжает Штралендорф, — у нас есть ангабен… Как это будет по-русски? Сведения, да? Ну так вот, у нас есть сведения, что этот негодяй Моховик помог партизанам минен леген… поставить мины в кирхе…