Экипаж проехал центр города, пыльную окраину Забалку, казенный сад сельскохозяйственного училища, выехал в степь и проследовал вдоль великолепного фруктового сада женского Благовещенского монастыря. Остались позади его стены и колокольни. Вот и широкое подворье помещика Скадовского.
Георгий Львович разъезжал по хозяйству — шла уборка урожая. Ольга Львовна была дома. Она удивилась, увидев приехавших ротмистра и двух жандармов.
— Завернули по пути? — спросила она.
— Нет, именно к вам, — услышала в ответ.
— Чему обязана?
— Разрешите конфиденциально… — Ротмистр кивнул жандармам, те остались у крыльца, сам же проследовал за хозяйкой в комнаты.
— Что это у вас за народные чтения? Что вы читаете окрестным мужикам?
— Ах, вот почему вы пожаловали, — усмехнулась Ольга Львовна. — Разве в этом есть что предосудительное? Графиня Панина в Питере целый Народный дом открыла для рабочих. Слышите? В самом Питере.
— Ну, там это с дозволения полиции. А тут без нашего ведома. А что как запрещенную литературу читаете? — шутливо погрозил пальцем ротмистр.
— Что вы, какая запрещенная литература?! Мы читаем книги известных на Руси писателей…
— Например, Некрасова?
— Но ведь он не запрещен?!
— Мужичкам читать его не следует.
— Не понимаю. Читки я провожу давно, почему вдруг они сейчас взволновали вас.
— Изволите ли видеть… Только сугубо между нами. Есть у вас в Харькове такая знакомая Русова?
— Софья? Моя подруга…
— Так вот, эта ваша подруга получила из-за границы нелегальную литературу.
— Не может быть!
— Вот и ошибаетесь. Жандармы произвели у нее обыск и, между прочим, нашли вот это письмецо. Ваше? — показал ротмистр.
— Мое, но что в нем заинтересовало вас?
— Не присылала ли она вам для чтения чего предосудительного?
Помолчав, он продолжал:
— Видите ли, не хотелось огорчать вас, но мне поручено произвести у вас обыск…
— Обыск? У меня?! Да как вы посмели! — возмутилась Ольга Львовна.
— Виноват-с, по долгу службы… Но если вы сами покажете нам недозволенное…
— Ничего у меня нет… Впрочем, тут практикант-студент попросил сохранить два тюка… На несколько дней…
Глаза ротмистра загорелись.
— Ну вот, мы эти тюки и посмотрим. Где они? Пожалуйста, не утруждайте себя, только скажите. Я позову своих молодцов. Я мигом. — Он выскочил на крыльцо и тут же вернулся с жандармами…
В поместье Скадовских проходил практику студент Херсонского земского сельскохозяйственного училища Александр Цюрупа, к нему приходили Игнатий Гудзь, еще кто-то — Ольга Львовна знала не всех. Буквально несколько дней назад Цюрупа попросил:
— Если можете, сохраните, пожалуйста, на некоторое время вот это.
Он не сказал ей, что было в тюках. Она и не спрашивала. Ей было приятно, что молодежь доверяет ей.
А теперь Ольга Львовна чувствовала себя очень неудобно: как неосторожно она проболталась. Может быть, просто испугалась, что при обыске эти тюки будут найдены? Ведь если в них что-нибудь этакое окажется, как она посмотрит в глаза брату, да и что будет с ней?
Ротмистр не ожидал, что его добыча окажется такой обильной. В тюках, которые дала ему Скадовская, были печатные экземпляры книг «Социализм и политическая борьба» Плеханова, «В защиту правды. Речь Либкнехта», гектографические экземпляры сочинения Ф. Энгельса «Социализм в Германии», тетрадь с надписью «К молодежи. П. Лавров». А главное — девятнадцать тетрадей рукописных журналов, издаваемых учениками Херсонского земского сельскохозяйственного училища, под названиями «Пробуждение», «Наблюдатель», «Зорька», «Злоба дня».
Так Ольга Львовна, сама того не ведая, выдала полиции революционный кружок, существовавший в Херсоне.
Студентов арестовали, препроводили в тюрьму. Началось следствие. У Ольги Львовны жандармы взяли подписку о временном невыезде за пределы губернии.
Узнав о скандале, разразившемся в его семействе, предводитель дворянства помещик Скадовский написал директору сельскохозяйственного училища: «Покорнейше прошу Вас… сообщить господину Цюрупе, что он от всяких отношений ко мне, как практикант, освобожден и по освобождении от ареста не имеет надобности являться в Белозерку».
— Цюрупу на допрос! — услышал Александр голос надзирателя. Тот повел его темными коридорами. Ввиду важности дела полковник Тампофольский решил сам допросить строптивых студентов. В мрачной комнатушке с зарешеченными окнами, привинченной к полу мебелью он усадил подследственного на табурет напротив себя и спросил: