– Ну вот, теперь я готов грудью встретить новый день. Оставляю вам мои принадлежности, не сомневайтесь насчет одеколона, это лучшая парижская марка.
– Большое спасибо, – ответил Эшенден, – но все, что мне нужно, это мыло и вода.
– Вода? Я лично не употребляю воду, разве только когда принимаю ванну. Вода очень вредна для кожи.
На подъезде к границе Эшендену вспомнился недвусмысленный жест Мексиканца, разбуженного среди ночи, и он предложил:
– Если у вас есть при себе револьвер, лучше отдайте его мне. У меня дипломатический паспорт, меня едва ли станут обыскивать, вами же могут и поинтересоваться, а нам лишние осложнения ни к чему.
– Его и оружием-то назвать нельзя, так, детская игрушка, – проворчал Мексиканец и достал из брючного кармана заряженный револьвер устрашающих размеров. – Я не люблю с ним расставаться даже на час, без него я чувствую себя словно не вполне одетым. Но вы правы, рисковать нам не следует. Я вам и нож вот отдаю. Я вообще предпочитаю револьверу нож, по-моему, это более элегантное оружие.
– Дело привычки, наверно, – сказал Эшенден. – Должно быть, для вас нож как-то естественнее.
– Спустить курок каждый может, но чтобы действовать ножом, нужно быть мужчиной.
Одним, как показалось Эшендену, молниеносным движением он расстегнул жилет, выхватил из-за пояса и раскрыл длинный, смертоубийственный кинжал. И протянул Эшендену с довольной улыбкой на своем крупном, уродливом, голом лице.
– Отличная, между прочим, вещица, мистер Сомервилл. Лучшего клинка я в жизни не видел – острый как бритва, и прочный, режет и папиросную бумагу, и дуб может срубить. Устройство простое, не ломается, а в сложенном виде – ножик как ножик, такими школяры делают зарубки на партах.
Он закрыл нож и передал Эшендену, и тот упрятал его в карман вместе с револьвером.
– Может быть, у вас еще что-нибудь есть?
– Только руки, – с вызовом ответил Мексиканец. – Но ими, я думаю, на таможне не заинтересуются.
Эшенден припомнил его железное рукопожатие и внутренне содрогнулся. Руки у Мексиканца были длинные, кисти большие, гладкие, без единого волоска, с заостренными, ухоженными красными ногтями – действительно, довольно страшные руки.
Смуглянка
Эшенден и генерал Кармона порознь прошли пограничные формальности, а потом, в купе, Эшенден вернул ему револьвер и нож. Мексиканец облегченно вздохнул:
– Ну вот, так-то лучше. А что, может быть, сыграем в карты?
– С удовольствием, – ответил Эшенден.
Безволосый Мексиканец опять открыл чемодан и вытащил откуда-то из глубины засаленную французскую колоду. Он спросил, играет ли Эшенден в экарте, услышал, что не играет, и предложил пикет. Эта игра была Эшендену в какой-то мере знакома, договорились о ставках и начали. Поскольку оба были сторонниками скорых действий, играли в четыре круга вместо шести, удваивая очки в первом и последнем. Эшендену карта шла неплохая, но у генерала всякий раз оказывалась лучше. Вполне допуская, что его партнер не полагается только на слепой случай, Эшенден все время был начеку, но ничего мало-мальски подозрительного не заметил. Он проигрывал кон за коном – генерал расправлялся с ним, как с младенцем. Сумма его проигрыша все возрастала и достигла примерно тысячи франков, что по тем временам было достаточно много. А генерал одну за другой курил сигареты, которые сам себе скручивал с фантастическим проворством – завернет одним пальцем, лизнет, и готово. Наконец он откинулся на спинку своей полки и спросил:
– Между прочим, друг мой, британское правительство оплачивает ваши карточные проигрыши, когда вы при исполнении?
– Разумеется, нет.
– В таком случае, я нахожу, что вы проиграли достаточно. Другое дело, если бы это шло в счет ваших издержек, тогда я предложил бы вам играть до самого Рима, но я вам симпатизирую. Раз это ваши собственные деньги, я больше у вас выигрывать не хочу.
Он собрал карты и отодвинул колоду. Эшенден без особого удовольствия вынул несколько банкнот и отдал Мексиканцу. Тот пересчитал их, с присущей ему аккуратностью сложил стопкой, перегнул пополам и спрятал в бумажник. А потом протянул руку и почти ласково потрепал Эшендена по колену.
– Вы мне нравитесь, вы скромны и незаносчивы, в вас нет этого высокомерия ваших соотечественников, и я знаю, вы правильно поймете совет, который я вам дам. Не играйте в пикет с людьми, вам незнакомыми.
Наверно, на лице у Эшендена отразилась досада, потому что Мексиканец схватил его за руку.
– Мой дорогой, я не оскорбил ваши чувства? Этого мне бы никак не хотелось. Вы играете в пикет вовсе не хуже других. Не в этом дело. Если нам с вами придется дольше быть вместе, я научу вас, как выигрывать в карты. Ведь играют ради денег, и в проигрыше нет смысла.