– А вы себя к какой категории по классификации Тума относите, к великим? – не удержавшись, съехидничал Пьетро.
– К скромным, – настоятель подмигнул мальчишке, и Эшер почувствовал укол наивной, детской ревности: – Так вот, теория – это прекрасно, но как обстоят дела на практике? Вдруг опасения Тума необоснованны? Мы с господином Эрмином наводили справки, и труднее всего оказалось выйти на контакт с колониями. Где-то с нашими людьми просто отказывались разговаривать, а где-то с милой улыбочкой отвечали: «У нас всё супер! Валили бы вы назад в свою Солнечную систему и не совали нос в чужие дела, а?». Но общая тенденция такова, что обособленность колоний лишь усиливается. Они не желают иметь никаких дел с внешним миром кроме торговли и то потому, что в плане ресурсов зависят от нас. Рассказ Пьетро о настроениях на Амисе доказывает, что колонии – это пороховая бочка. И если она рванёт… – настоятель покачал головой.
– Ну хватит! Они уже поняли, что всё плохо, – Пьетро вскочил, потирая руки. – Что я сейчас покажу… вы обалдеете!
Он провёл ладонью по оправе телескопа, поколдовал с настройками, и по поверхности линзы пошла рябь: патрульные корабли на мгновение мелькнули на графитовом холсте космоса и пропали, один за другим распускались и гасли энергетические узлы планет. Наконец, в фокусе появился Червь, хотя теперь это едва ли напоминало червя: тупая морда ощерилась сияющими лепестками, и в очертаниях угадывалась знакомая с детства картинка энергоузла Земли. Существо шло по следу двух тонких, почти прозрачных энергетических линий – едва ли это была научная экспедиция, вероятнее всего пара романтиков, которые в незапамятные времена отправились на поиски новых миров, да так и не вернулись. Теперь Эшер понял, о чём говорил настоятель: Червь больше не пожирал энерголинии, а словно притягивал к себе, и отдельные прожилки на лепестках с каждой минутой становились ярче. Казалось, он бережно подбирает то, что осталось от заблудших детей Земли, чтобы вернуть их домой. Или, если в шутке директора есть доля правды, считывает с энерголиний информацию о жертве и мимикрирует, оставляя после себя безжизненный, мёртвый космос.
– Это точно он? – трудно поверить, что существо, которое Эшер впервые увидел в библиотеке Эрминов, превратилось в это. – Он совсем не похож на…
– Точно, точно. Такую махину ни с чем не спутаешь, – перебил Пьетро. – И он продолжает мутировать – умники из института Тума говорят, что чем ближе к Земле, тем чётче контуры проекции. Эту хрень по десять раз на дню показывают в новостях, никак нарадоваться не могут: «Осталось столько-то месяцев и столько-то дней то встречи Земли с её тенью! Грядёт полдень человечества! Осталось столько-то…» – передразнил он. – Аномалию и тебя: болен на всю голову, опасен, возможно вооружён… и твоё фото все время показывают, правда старое, ещё со времён монастыря. Ты там страшно серьёзный, ушастый и похож на настоящего маньяка. Но ты не переживай, эта причёска вообще мало кому идёт, – Пьетро самодовольно провёл рукой по коротко стриженным волосам.
Эшеру захотелось сквозь землю провалиться: его физиономия смотрит с каждого экрана в Галактике – такое и в самом страшном кошмаре не приснится! Хотя, глупо стыдиться: чтобы план Тума сработал, ему придётся стать для человечества врагом номер один, а врага, как известно, должны знать в лицо. Сомнительное удовольствие, но можно поблагодарить Красса масштабную пиар-кампанию.
– Но почему из монастыря? Взяли бы снимок с камер наблюдения в тюрьме – по нему сразу понятно, что я – опасный преступник, – Эшер невесело усмехнулся.
– Космическая тюрьма – для Порядка тема запретная…
– Ещё бы, так облажаться! – язвительно вставил Пьетро.
– … просто господин Красс предвидит, как он думает, все возможные варианты развития событий, – продолжил настоятель. – Предвидит и на каждый готовит по запасному плану. Порядок подчёркивает твою связь с орденом на случай, если я не сдержу слово или что-то пойдёт не так. Ненавязчиво напоминает, что именно монастырь стал источником ереси, чтобы подорвать доверие людей. Поэтому-то господин Красс не возражал против Солнечной Астры, а я ведь мог встретиться с тобой инкогнито, и никто бы об этом не узнал. Но Астру невозможно спрятать, и теперь весь мир в курсе, что я сейчас здесь, Эшер, говорю с тобой. Что до фотографии, по-моему, наш юный друг Пьетро сгущает краски. Но если тебе не нравится, можешь явить миру другого себя хоть сегодня – репортёры будут в восторге, – настоятель попытался пошутить, но вышло неуклюже. Человека, который долгие годы учился не привлекать к себе внимания, вынужденная публичность задевала за живое, и он прекрасно понимал это: